Панацея
Шрифт:
Утром следующего дня опухший председатель правления СНТ «Мечта крест» Блюдин давал интервью ведущим российским и мировым масс медиа, репортеры которых съехались в расположение СНТ в Н-ском районе Подмосковья. Говорил он взвешенно.
– Прекрасный выбор. Матвей Александрович – надежный, основательный человек. Очень образованный, начитанный. Позитивная, гармонично развитая личность. Хорошо знает людей… Во всех их проявлениях. Любит поэзию… Сильно любит. Да… Нет, в правление не входит. Но вносит значительный интеллектуальный вклад в нашу работу. Несомненно, является душой товарищества. Вообще… такая… интересная, масштабная фигура. Думаю, замысел нашего Верховного правителя Евстафия полностью оправдался.
– Как насчет выпить? – спросили со знанием
– Да, выпить любит. Вообще, может дать фору многим. Но пьет в меру. Как правило, с утра… (Блюдин запнулся). Но в дни отдыха. С друзьями.
– А с Вами он выпивает?
– Бывает, – нашелся председатель.
– А как Матвей Александрович относится к женщинам?
Матвей Александрович в преддверии размена седьмого десятка вступал в новый переходный возраст. Алкоголь и раньше занимал видное место в жизни Матушкина. Теперь же алкоголь постепенно, подчеркнем, постепенно начинал заменять ему женщин. Тем не менее, Матушкин оставался их крупным ценителем.
Матушкин всегда нравился слабому полу. Правильные, четкие черты лица. Голубые глаза. Ростом выше среднего, статный, он притягивал, источал силу, страсть, готовность к соитию. С годами обильную шевелюру на голове Матушкина украсила благородная седина. Винтажные борода и усы в стиле позднего Хемингуэя делали его просто неотразимым и влекли дам самых разных бальзаковских и не бальзаковских возрастов.
Причиной нелюбви Блюдина к Матушкину был адюльтер последнего с женой Блюдина. Впрочем, полной уверенности у Блюдина в факте адюльтера все же не было. Но вот вероятность была высокой. В самой популярной пьесе Филдинга в списке действующих лиц присутствует «женщина совершенно безупречная, если не считать того, что она изредка прикладывается к бутылке». Супруга Блюдина Антонина Марковна также была женщиной в целом достойной, сравнительно целомудренной, то есть по меркам нынешнего смутного времени в общем-то тоже «совершенно безупречной», но также любившей изредка приложиться к бутылке. Так вот, год назад Блюдин, его жена и Матушкин выпивали. Блюдин, напившись пьяным, заснул на полу непосредственно под застольным столом. Утром он обнаружил на священном супружеском ложе не только супругу, но и Матушкина. В отличие от Блюдина, заснувшего под столом в одежде, Матушкин и его (Блюдина) супруга были обнажены. Матушкин утверждал, что ничего не было и что разделись они скорее по инерции, пребывая в беспамятстве после возлияния. Антонина Марковна, растерянная, подгулявшая, испуганно вторила Матушкину…
Блюдин помнил, что больше всего его покоробило слово «скорее»… Кто старое помянет – тому глаз вон, говорят на Руси. Но не все знают, что пословица имеет продолжение: а кто забудет – тому оба вон. Блюдин не забыл. Картина поругания семейных устоев будоражила память Ивана Ивановича недобрым воспоминанием. Недавно ему на глаза попалась хорошая книга. Две строчки обожгли, ранили сердце председателя: «Не посягайте на жену мою, ибо она сама на вас посягнет». «Сука!», подумал Блюдин: то ли на счет жены, то ли на счет Матушкина, то ли по отдельности на счет обоих. Но теперь надо было терпеть! Вот теперь точно надо было терпеть!
– Достойный семьянин, – выдавил Блюдин.
В глубине души он надеялся, что нутро Матушкина всколыхнет чувство вины и председателю что-то да перепадет с барского стола без пяти минут нового Верховного правителя Российской империи.
Ё
Когда толпы журналистов со всего мира съезжались в Н-ский район Подмосковья, за Матушкиным уже летели вертолеты. Суровые люди из Службы безопасности Верховного правителя Российской империи сопроводили Матвея Александровича, не успевшего опохмелиться, в Кремль. Впрочем печень и поджелудочная у Матушкина всегда были отменные, знающие свое дело, и, по обыкновению, выглядел он бодро и солидно.
Конкурентов у Матвея Александровича не наблюдалось. Второй и третий номера выпали людям неподходящим: иноку, насельнику одного из монастырей на Вологодчине, и даме, переживавшей менопаузальный переход, – завсегдатаю психоневрологического диспансера в злополучном Забайкалье.
Все
А дальше все пошло как по маслу. Последовали встречи с Евстафием, многочисленные интервью, органичное вхождение в роль кандидата на должность Верховного правителя Российской империи – как если бы Матушкина к этому давно готовили. Человек образованный и начитанный, фотогеничный, с подвешенным языком (практически златоуст!) Матушкин чувствовал себя в политике как рыба в воде. Судьба, предсказанная ему удивительной смертью Юстаса, начинала свое воплощение. Жизнь Матушкина изменилась и покатилась как колесо всемогущего рокового фатума в древнегреческой трагедии. Матушкин выбирал эту новую жизнь как Ахиллес выбирал Троянскую войну, смерть и славу, отринув бесславное долголетие. Эта новая жизнь влекла Матушкина так же, как Анну Каренину влекла связь с Вронским, обрекающая ее на потерю сына и погибель.
Страна узнавала Матушкина. Многочисленные друзья, коллеги по работе, соседи, знакомые, знакомые знакомых и прочие приближенные приближенных без устали отвечали на вопросы журналистов. И если бы две собаки Матушкина Ахилл и Одиссей умели изъясняться, их бы тоже приобщили и пристрастили к жизнеописанию хозяина.
Говорил Матвей Александрович аккуратно, взвешенно. Обсудим, обсудим, обсудим. Подумаем, подумаем, подумаем. Пока не избрался, не вступил в должность, не хочу ничего обещать. Единственное, о чем Матушкин сказал конкретно, так это о желании вернуть в русскую орфографию букву ятъ. Но на желании не настаивал. На вопрос: «Какое имя возьмет в случае избрания?» отвечал лаконично: «Определимся». На вопросы о роли России в мире, о «малых мировых войнах», о сложных взаимоотношениях с Западом Матушкин отвечал глубокомысленно: «Думаю, Россия не сказала своего последнего слова». И добавлял: «Горячо убежден в этом!».
В воскресенье шестнадцатого марта Матвей Александрович Матушкин одержал триумфальную победу в первом туре выборов Верховного правителя Российской империи, а спустя полтора месяца – в среду седьмого мая вступил в должность.
Церемония в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца потрясла мир. Матушкин стоял в холщовой рясе, босой, закрыв глаза и скрестив на груди руки. Председатель Конституционного Суда Российской империи произнес: «Веруете ли Вы, Матушкин Матвей Александрович, что при осуществлении полномочий Верховного правителя Российской империи будете уважать и охранять права и свободы подданных, соблюдать и защищать Конституцию Российской империи, защищать суверенитет и независимость, безопасность и целостность империи, верно служить подданным империи».
«Верую», – самозабвенно произнес Матушкин. В этот момент на глазах нового Верховного правителя появились слезы. Было видно, что Матушкин говорит искренне, переживая катарсис.
Клятва произнесена, громогласно отчеканил председатель Конституционного суда, обращаясь к залу и миру. Затем он обратился к Матушкину: согласно Вашему выбору, нарекаю Вас Евстафием Новым.
Председатель надел Матушкину кольцо Верховного правителя Российской империи и поцеловал ему руку. В знак верности все участники церемонии из числа подданных Российской империи преклоняли колено и целовали руку с кольцом. Последним к Матушкину подошел Евстафий Старый. Он обнял нового Верховного правителя, поцеловал его в уста, снова обнял и прослезился. С его плеч свалился тяжкий крест, с годами становившийся поистине непосильной ношей…