Пандемониум
Шрифт:
– Стих должен быть на полторы страницы. По четыре строчки каждая строфа, самым простым размером. Первое: царя называть только Николашкой или Коленькой, побольше фамильярностей, колкостей, представь, что он... твой тупой младший брат. Второе: подведи итог его бездарного правления. Начни с Ходынки, пройдись по войне с Японией, по реформам, можешь, кстати, упомянуть случай с японским полицейским. Третье: про связи царицы с Распутиным и ее шпионство не пиши, эти байки сейчас пишут все, кому не лень. Просто заметь, что грязный урод, мажущий салом
Евгений кивнул, хотя явно застрял где-то в середине. Дрожащее перо одну за другой сажало жирные кляксы.
– Что-то ты сегодня рассеянный! Плохо выспался?
– Да.
– Понимаю! Мне тоже нынче не до сна. Такой мандраж!
– Зауер вдруг вскочил со стула и кивнул в сторону окна с неврастенично-счастливым видом.
– Все! Конец эпохи! Теперь мы либо свободные люди, либо скоты без пастуха! Ох, как интересно! Куда пойдет страна, чем все кончится?
– Значит, дальше!
– продолжил он, усаживаясь за стол.
– Четвертый пункт: в самом конце постарайся вскользь упомянуть судьбу Карла Первого и Людовика Шестнадцатого. Только без кровожадности, понял? Найди золотую середину.
Евгений закончил чиркать пером и, больше полагаясь на память, чем на изгаженный листок, принялся его складывать, чтобы положить в карман. Он чувствовал, насколько заметна и ужасна его неловкость.
– За неделю справишься?
– Постараюсь...
– Что значит 'постараюсь'? Да или нет?
– Извини. Да.
– Ладно, - Зауер с подозрением глядел на Евгения, словно почуял в нем скрытого врага.
– Можешь идти.
Евгений вышел из подъезда, пряча лицо от режущего ветра и снежной крупы. Проехавший по улице мотоциклет чуть не разодрал ему барабанные перепонки.
Евгений шагал в сторону своего дома. Его нисколько не беспокоило, успеет он написать стих или нет. Проходя мимо какой-то церквушки он, преодолев неохоту, зашел внутрь. Церковный сумрак пах ладаном, но ничего доброго и очищающего в нем не было. Иконы были просто красками с позолотой.
Евгений начал читать молитву, но быстро запутался в словах. 'Я болен', - прошептал он, глядя в фальшивые, нарисованные глаза Богородицы. Никогда прежде религия не казалась ему таким обманом, как сейчас. Какой смысл о чем-то молиться, каяться, просить о спасении? Никто не спустится с небес, не протянет руку помощи. Даже не подаст знака. Потому что никого нет! 'Есть только я!' - в этом он уже убедился.
Спустя две недели Евгений побывал в гостях у Ани. Ее квартира была все тем же уютным островком, который февральская буря обошла стороной. Впрочем, кое-что все же переменилось.
– А где горничная?
– спросил Евгений, снимая свою старую, теперь уже единственную шинель.
– Мила?
– весело улыбнулась Аня.
– А все, она теперь 'товарищ'! Хочет служить делу, а не людям!
О том, что Мила теперь служит делу, наглядно свидетельствовала гора грязной посуды на кухне.
Зайдя в гостиную,
– Это было ужасно!
– рассказывала Леля, театрально закатывая глаза.
– Они целый час искали у нас оружие, а меня с родителями заперли в ванной. Эти хамы с белыми повязками, как их...
– Милиционеры, - напомнил Максим.
– Вот именно! Господи, слово-то какое - смех один! Еще бы легионерами назвались!
Вечер протекал натянуто и скучно. Леля и Аня спели пару песен. Завели граммофон. Потом Илья блестяще спародировал нового министра юстиции, вызвав хохот у Ани и негодование у Марии, которой тот очень нравился.
В какой-то момент Евгений ощутил резкую боль в глазах и поспешил в ванную. Склонившись над раковиной и смачивая веки ледяной водой, он вдруг заметил в зеркале возникшую позади него Альцину. Евгений повернулся, и они очутились лицом к лицу.
– Нехорошо, да?
– с издевательским сочувствием поинтересовалась Броева.
Евгений, молча, попытался ее обойти - ему совсем не улыбалась перспектива вступать в конфликт с этой больной особой. Альцина мигом перегородила дверь. От нее пахло едкими духами, табаком и, кажется, еще чем-то медицинским.
– Отойди!
– тихо потребовал Евгений.
Альцина с отвращением по-беличьи вздернула губу.
– Да... Ты еще хуже, чем я думала!
– Что тебе надо?
– промолвил Евгений сквозь зубы.
– Что ты за мной вяжешься! Все никак не можешь простить?
Альцина вдруг мерзко расхохоталась, запрокинув голову, и самым развратным образом облизнула рот.
– Это идиотская игра...
– Она не для таких, как ты, чертов болван! Неужели не понятно?
Евгений хотел что-то ответить, но вдруг растерялся.
– И как тебе угораздило, а?
– злобно продолжала Альцина.
– Ты же никто! Бездарь, стихоплет бестелесный!
– Мне просто повезло! Такое случается!
Альцина яростно заскрипела зубами и растопырила когтистые пальцы. В ней было что-то от маленькой смертоносной гадюки, готовой к броску. Евгений полу-осознанно сдвинулся влево, чтобы заслонить от нее стоявшие у раковины бритвенные принадлежности.
– Случается!
– прошипела Альцина.
– Да! И вообще... ты должна радоваться, что выиграл я, а не ты! Ты не представляешь, что со мной происходит! Во что превратилась моя жизнь!
– Да ладно! У тебя на лице все написано! Белый, как покойник и глаза красные! Ты в зеркало посмотри!
От этих слов на Евгения вдруг накатило такое отчаяние, что захотелось упасть ниц и зарыдать на потеху своей ненавистнице. Он мученически зажмурил глаза и стиснул зубы.
– А ты думал, что в Пандемониуме все понарошку, да? Что будешь веселиться за так? Вошел и чистеньким вышел?
– насмешливо продолжала Альцина.
– Дорого бы я отдала, чтобы узнать, зачем он тебе подыгрывал! Тебе-то! Ты кто такой?