Папа, купи мне принца!

Аристова Валерия

— Ты мне никто, — сказала она тихо и зло, а глаза ее стали темными, будто поменяли цвет, — ты мне никогда не был никем! Я только из-за Себастьяна согласилась стать твоей женой! Только из-за него я согласилась войти в это лживое семейство, чтобы быть рядом, чтобы... чтобы всегда любить его, и видеть его каждый день! А ты, ты отнял его у меня! — из ее глаз покатились слезы, а голос сорвался на визг, — ты отнял его у меня! Зачем мне теперь жить?

— Ты вышла за меня замуж, чтобы быть с ним? — переспросил он, и щеки его вспыхнули, — ты... — он размахнулся и влепил ей пощечину, от чего Лили отлетела к окну и ударилась головой о стекло.

Стекло разбилось, на пол полетели осколки, а она приложила руку к щеке и смотрела на него, как на домашнего пса, который вдруг вышел из повиновения.

— Мы все придумали еще в Англии, — сказала она, и каждое ее слово осколком вонзалось в его сердце, — Себастьян был уже женат на этой стерве, Сибилле, поэтому он устроил так, чтобы отец предложил меня в жены тебе, тем более, что я стала лучшей подругой Сибиллы, — она вдруг рассмеялась, и смех ее был страшнее, чем самые горькие рыдания, — да, мы смеялись над тобой. Забавно, что ты в меня влюбился, правда? А ведь я тебя жалела... И знаешь, Доминик, я тебя жалела зря...

Он молча смотрел на нее. Потом развернулся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

..

Лили смотрела ему в след. Когда дверь затворилась, она нагнулась, подняла осколок стекла, сжала губы. Закрыла глаза, собираясь с силами. Слез больше не было. Была решимость. И уверенность, что она поступает правильно.

— Жди меня, Себастьян, — прошептала она, сжала осколок в ладони так, что почувствовала, как стекло входит в плоть, крепко сжала губы, и полоснула им по запястью, — я уже иду...

Бурным потоком хлынула кровь. Лили смотрела на руку, как на чужую, с любопытством. Потом, пока еще могла, переложила осколок стекла в слабеющие пальцы, и так же вонзила его в вены на другой руке. Отошла от окна, подняла руки, любуясь тем, что натворила. Кровь намочила рукава платья, белые манжеты, и она опустила их, чтобы алые капли стекали на пол, туда, где лежали осколки, сверкающие на солнце. Голова закружилась, Лили осела на пол, потом прилегла, закрывая глаза и призывая смерть.

Тут в воздухе раздалось какое-то шевеленье, дверь растворилась и с трудом разомкнув ставшие тяжелыми веки, она увидела, как в комнату вошел Доминик.

Опоздал, — она улыбнулась, устраиваясь удобнее на осколках, опоздал. Убийца...

За Домиником тоже кто-то шел. Граф дю Плас, видимо, испугавшийся, что она что-нибудь с собой сделает. Вот она и сделала, он был прав.

В голове шумело, в глазах порхали черные пятна смерти. Доминик что-то кричал, но она не могла разобрать, что.

— Он убил Себастьяна, — прошептала она непослушными губами склонившемуся над ней графу, — он убил и Себастьяна... и меня..

Глава 28, В которой Доминик спасает замок от разорения

Лили умирала долго. Она лежала на ложе тонкая и прозрачная, с перебинтованными руками, но спасти ее не удалось. Она потеряла много крови и прибывала между сном и явью, то начиная дрожать всем телом, то замирала, и с губ ее срывались тихие стоны. Доминик лег рядом с ней на кровать, кутал ее в одеяла, прижимался к ней всем телом, и молился, молился, чтобы она выжила, чтобы она простила его, чтобы... Он простил ей все грехи.

Однажды, выйдя из комнаты Лили на пол часа, он вернулся и застал с ней Сибиллу. Та выглядела неважно, и при виде Доминика побледнела еще

больше прежнего.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, подходя ближе.

Сибилла спрятала руки в складках платья.

— Пришла навестить семейство убийцы и изменницы, — сказала она тихо. Голос ее задрожал, но слез на лице не было.

— Она скинула плод, — сказал он, — и потеряла очень много крови, — он указал на ее перебинтованные руки, — она и так страдала, и мы не можем ее судить.

Сибилла рассмеялась. Смех ее казался кощунством у ложа умирающей.

— Она страдала. Да что она сделала-то? Прижила ребенка от моего мужа, а когда узнала, что он убит тобой, скинула плод и порезала вены. И это ты ее убил, как и Себастьяна. А она страдала за дело. И будь она проклята!

В этот момент тело Лили содрогнулось в судороге, она застонала, глаза ее широко раскрылись, а на щеках играл алый румянец. Доминик бросился к жене, сжал ее в объятьях, закричал, чтобы слуги позвали доктора. Но доктор не успел. Лили скончалась у него на руках, под безумный смех Сибиллы и причитания служанок.

Доминик сидел на кровати, сжимая в руках тело жены, и долго не мог поверить, что все закончено. Перед глазами его стояла юная девушка в день их свадьбы, состоявшейся всего год назад, и белое платье ее пеной кружев делало ее похожей на сказочную принцессу.

— Лили! — шептал он, целуя мертвые губы, пока слуги не оттащили его от бездыханного тела, — Лили, не покидай меня, Лили!

Но Лили умерла, и никогда более не раскрыла прекрасных серых глаз. Никогда более не прошептала его имени, и не провела пальцем по линии его носа, как она любила делать, лежа с ним в постели.

Лили умерла, и он тоже умер вместе с ней. И если совсем недавно он торжествовал, кружа ее в танце, счастливый от известия, что он скоро станет отцом, то теперь любимая жена лежала перед ним в гробу, и лицо ее было спокойно и безмятежно.

Сибилла нагнала его сразу после похорон, когда он мечтал только об одном, забиться в угол куда-нибудь подальше, и сидеть там, где его никто не найдет. Ни бесконечные гости с соболезнованиями, ни мать, ни невестка. Он держался из последних сил, сохраняя приличествующее выражение лица, говоря нужные слова, выслушивая все, что хотели сказать ему многочисленные родственники. Лили была похоронена рядом с Себастьяном, и в этом была насмешка судьбы. Он ревновал ее даже к мертвому брату, и ему казалось верхом несправедливости, что их гробы стоят рядом. Ромео и Джульетта. Он должен был оставить их в покое, тогда бы трагедии не произошло. Он должен был промолчать. Но он бегал, размахивал пистолетом, кричал на Лили, угрожал ей разводом. Он...

— Да ты не слышишь меня, — Сибилла тронула его за руку.

Он вздрогнул и вернулся в реальность.

— Ты — убийца, Доминик. Одним словом ты убил троих, даже нерожденное дитя.

Он замер, понимая, что она права. Эта несносная красивая женщина, разделившая его горе и его бремя.

Сибилла тоже остановилась.

— Если ты думаешь, что я прощу тебя, то ты заблуждаешься. Я знаю твою тайну. Я могу опозорить весь твой род, просто пригласив репортеров. Ты же сам им все выложишь, а я помогу.