Paradisus
Шрифт:
– Ну, так сними.
Он снял плащ, перекинул через локоть, оказавшись в белой рубашке с
короткими рукавами. Руки у него были тонкие, жилистые, покрытые черными
волосками.
– Какая духотища, - проговорила Анюта, щурясь на солнце.
Андрей допил пиво, опустил бутылку в урну.
– Уже выдул?
– подивилась Анюта и потянулась к своей бутылке. Бомж во
сне дрыгнул ногой, бутылка
гремя и орошая асфальт пятидесятирублевым пивом. Бомж, словно младенец,
зачмокал во сне раздутыми потрескавшимися губами.
– Козел, – зло сказала Анюта. – Бомжара чертов.
Народ рассосался; подошел пустой автобус. Андрей и Анюта вошли в
жаркий салон, пахнущий пылью и потом, опустились на кресла с торчащей из дыр
желтой поролоновой набивкой.
– Обилечиваемся, - подошла кондукторша: лицо усталое, волосы
растрепаны; белые штаны-треники, похожие на кальсоны (в автобусе-то можно -
это почти что дома), голубая застиранная футболка, подмышки желтые, влажные.
Анюта протянула кондукторше двенадцать рублей, получила два синих
талончика; один отдала Андрею.
– Опс! Ты посмотри! – Анюта несильно пихнула Андрея в бок.
Бомж достал из-под лавки бутылку и пил остатки пива.
– Нарочно скинул, - засмеялась Анюта.
Автобус тронулся. Анюта принялась рассказывать про свою подругу,
продающую одежду в торговом центре «Триумф». Трещала пуще сороки. Андрей
слушал невнимательно: чувство, тяжелое, как медведь, ворочалось у него в груди.
Когда Анюта, чмокнув его в щеку и весело бросив «До вечера!», сошла, он
почувствовал себя лучше, - надел плащ, стал вглядываться в проплывающие
мимо окна знакомые улицы.
Люди входили, выходили, кто-то садился на кресло рядом с Андреем. Он
упрямо глядел в окно. Когда снова подошла кондукторша («Ваш билет? А, вы
обилечены…»), на мгновение повернулся.
Андрей не думал о Гале, о матери, об Алене – мысли испарились, уступив
место созерцательным проблескам: вон карапуз ест мороженое – на щеках слезы,
значит, долго просил у мамы (а может, мама купила мороженое, чтобы не просил
велосипед); вот старик на лавке читает газету (а может, спит, обманчиво
поблескивая дужками очков). Показалась телебашня, ершисто ощетинившаяся
крестообразными шипами. Но посмотрите-ка - к телебашне приторочена узкая
лестница! До самого верха, туда, где плавают облака. К чему это? Должно, для
монтеров, для ремонтников… Андрей представил, как должно быть, холодно и
страшно ползти по узкой этой лестнице – все выше, выше - с
и такими же абстрактными возможностями. Что человек перед этой башней? Му-
ра-вей.
«Муравей, да ведь башню-то он построил».
Андрею стало смешно.
«Конечная, ЯДИ», - сказала кондукторша, неприязненно глядя на Андрея.
Автобус стоял с открытыми дверьми.
Андрей подхватил портфель и вышел у знакомой синей будки. Желтая
табличка, приваренная к железной стенке, оповещала, когда придет следующий
автобус. Но Андрею он был не нужен – за дорогой петляла узкая тропинка,
ведущая в прохладу молодого бора. Андрей подождал, пока уйдет автобус,
перешел дорогу и быстрым шагом двинулся по тропинке.
Сосны приняли человека под свои своды с величавым вниманием, обдав
смолистым запахом. Бор скрывал терминал - невысокое, но длинное и широкое
строение, огороженное колючей проволокой. К нему примыкали еще несколько
зданий; это - ЯДИ – Ядерный институт, организация, ради которой построен город
с многоэтажными домами и общежитиями для сотрудников. После остановки
первого в мире атомного реактора, сворачивания программ, многие были
уволены. Работу сохранили лишь единицы.
Например, Кузьмич.
Андрей дошел до будки с турникетом и шлагбаумом. Нелюдимого вида
старик потребовал предъявить документы. Вот ведь чудак – знает всех
сотрудников наизусть, но каждый раз требует предъявить документы.
– Здравствуйте, Кузьмич, - сказал Андрей, улыбаясь про себя. Показал
старику красную корочку: «Андрей Сергеевич Островцев, старший научный
сотрудник».
Кузьмич кивнул, протягивая руку к кружке с чем-то черным. Чай или кофе?
Андрей отвернул рогульку турникета, пошел по асфальтированной дорожке
к проходной. Под голубым навесом, притороченным к левому крылу здания,
млела «Тойота» Невзорова, – значит, начальник уже на месте.
На проходной ни души. Андрей прислонил к электронному турникету
именной чип. Раздался короткий писк – прозрачные створки разошлись в стороны,
пропуская старшего сотрудника. Человек со стороны был бы удивлен наличием
современных пропускных систем внутри главного корпуса ЯДИ и общим
невзрачным, даже, пожалуй, ущербным состоянием Института. Все здесь было
словно затянуто пылью – стены, потолок, пол. Человек со стороны был бы
удивлен, но таковых в ЯДИ не бывает.
Навстречу Андрею показалась Клавдия, женщина лет сорока, работница