Paradisus
Шрифт:
узком сером экране.
– Черт! – выругался Островцев и хлопнул по аппарату ладонью. Ну почему
ему всегда так везет? Раз в жизни купил карту – и та бракованная!
Взгляд уперся в крошечный рисунок прямо под щелью на таксофоне –
перевернутая кверху чипом карта. Андрей выругался, обозвав себя идиотом.
Вставил карту как положено.
«Приветствуем вас! У вас 50 единиц».
Островцев замер на мгновение, не решаясь набрать номер
книжки. Вспомнил лицо Ираклия Водянникова, известного российского ученого,
эмигрировавшего в США в нулевые.
– Если прижмет, Андрюша, - сказал Водянников перед расставанием.- То…
И сунул в руку своему лучшему ученику Островцеву, боготворившему
Ираклия Львовича, вот эту записную книжицу с единственной записью – 7707070
– Mr. Nick Zvonsky, Moscow.
Ну, вот и прижало.
Андрей набрал необычный номер, где счастливые семерки
уравновешивались равнодушными пустотами нулей. Чего он боялся больше: того,
что номера не существует – времени-то утекло столько; или того, что ему
ответят?
Ему ответили:
– Хеллоу?
– Гуд монин, мистер Звоньский. Ай эм, - Островцев мучительно подыскивал
слова, во рту пересохло. – Ай эм рашен скайнс… сайенс жобер… джоуббер… Май
нэймс Островцев.
На другом конце провода засмеялись и Андрей, к своему облегчению,
услышал русскую речь с едва заметным акцентом:
– Говорите по-русски, мистер Островцев.
Ответивший снова засмеялся, но Андрей не обратил внимания на это и
горячо заговорил, прикрывая трубку ладонью:
– Вам нужно встретиться со мной, мистер Звоньский.
– С чего вы взяли?
– Нужно. Это очень важно.
Звоньский замолчал, раздумывая. Андрей с тревогой смотрел на экран,
равнодушно отсчитывающий в обратном порядке единицы на его карте –
осталось всего 30.
– Откуда у вас этот номер?
– Мне дал его Ираклий Водянников.
Дыхание Звоньского на мгновение зачастило. Андрей понял: имя эмигранта
мистеру кое о чем говорит.
– Что вы можете мне предложить?
Островцев понизил голос до шепота.
– То, что мой учитель Ираклий Львович называл «гуд бай, Америка».
– Завтра в десять, ресторан «Крабби» у Никитских ворот, - сказал
американец.
– Завтра не могу.
Голос Звоньского стал капризным:
– Хорошо. Когда?
– Сегодня, сейчас. И не в ресторане, а в вашей машине. У вас ведь есть
машина?
– Хорошая шутка, мистер Островцев, - отозвался Звоньский. – Куда
подъехать?
Андрей
единиц…»
– Брянская улица, напротив «Тайской утки».
– Людное место, - раздумчиво проговорил Звоньский. – Как мы вас узнаем?
«Мы? – мелькнуло в голове Островцева. – А, черт с ним! Мы так мы».
– Белый плащ, в руках черный портфель.
Трубка пискнула, на экран выскочила надпись: «0 единиц. Выньте карту.
Карта непригодна».
Андрей последовал совету.
Через стеклянные стены «Тайской утки» виден основной зал с сидящими за
столиками немногочисленными посетителями и официантками в пестрых туниках;
часть кухни, где желтолицый повар кромсал что-то на разделочной доске.
Жарко…
Андрей приглядывался к паркующимся машинам, в первую очередь,
обращая внимание на крутые авто.
Однако кратким сигналом к нему обратился не «мерс» с мигалкой, а
неприглядного вида «черри».
В машине сидели двое.
Сделав удивленное лицо, Островцев указал пальцем себе на грудь: «Вы
мне?».
«Черри» повторно просигналила.
Осмотревшись, Андрей приблизился к машине. Задняя дверца открылась,
он сел в пропахший сигаретами салон.
За рулем – плешивый мужик с бакенбардами. Кожа в синеватых прожилках,
глаза прищурены; одет в белую рубашку, тщательно выглаженную. Второй –
молодой, скорее всего, иностранец.
– Здравствуйте, - сказал Андрей. – Мне нужен Звоньский.
– Это я.
– А он? – Андрей кивнул на молодого.
– Кирк Салливан, ваш коллега из института штата Мэн, – представил
Звоньский, вытирая платком лысину.
Услышав свое имя, Салливан встрепенулся, уставился на Звоньского. Тот
что-то сказал по-английски.
Островцев расстегнул портфель, протянул Звоньскому три первых листка
из бумаг Невзорова. Звоньский, даже не взглянув, переадресовал Салливану.
Американец с ленцой взял листки.
Через мгновение стало ясно: удар нанесен в не прикрытую метафизической
броней область. Лоб Салливана покрыла испарина. Ученый что-то сказал
Звоньскому, но тот будто бы не услышал, лишь процедил сквозь зубы фразу,
оказавшуюся знакомой Островцеву: «Не паникуйте».
Звоньский повернулся к Андрею.
– У вас, я полагаю, и образец есть?
– Есть.
Глаза у этого человека вдруг стали жесткими.
– Покажите.
Андрей пожал плечами и вынул из портфеля танталовый конверт. Салон