Paradisus
Шрифт:
Я пожал плечами.
Весна, и правда, оказалась короткой. Небо заволокло тучами, пошел снег.
Железная дорога снова извивалась перед нами.
Почему мы не остались в доме с камином? Почему собрались и ушли?
Я сплюнул на снег: что осталось за спиной, того не существует – это и есть
Закон Джунглей.
Вынырнув из лесу, к железной дороге прикорнула испещренная
колдобинами
напоминающая оскалившую зубы тварь.
Марина свернула с насыпи.
– Ты чего?
Она не ответила, коротко махнула рукой.
На фургоне – едва заметная картинка: румяная женщина подает такому же
румяному мальчику тарелку с чем-то желтым.
– Андрей, помоги.
Я обошел грузовик. Марина боролась с металлической створчатой дверью –
ржавые чешуйки летели на снег из-под ладоней.
– Зачем тебе это?
– Помоги.
Я вцепился в створку.
– Погоди, Марина. Пальцы оттяпает на хрен. Отпускай!
Едва приоткрытая дверь снова захлопнулась, снег вокруг нас порыжел.
Я отлучился в лес, вернулся с толстой палкой. Марина сидела на корточках,
чертя пальцем по снегу.
– Как думаешь, что там? – она кивнула на дверцу.
– Посмотрим.
Вставив рычаг в щель, надавил что было силы. Поначалу не чувствовалось
ничего, кроме равнодушного сопротивления металла, но затем – щелчок, и дверь
распахнулась, да так резко, что я едва успел отскочить в сторону.
Марина охнула.
Фургон был доверху набит продолговатыми ящиками, целыми и
невредимыми.
Я залез внутрь и выкинул наружу один ящик. Ударившись, он распался.
– Ананасы, – воскликнула Марина.
Это слово породило всполох в моей голове: празднично накрытый стол,
елка, украшенная гирляндой, включенный телевизор. Андрюшка хмуро ковыряет
вилкой в тарелке, рядом с ним – Марина Львовна. Входит Галя – в руках у нее
зеленая банка.
– А посмотрите, что я припасла! Ну-ка, Андрюшка, открывай!
– Открывай скорее, Андрей, - взмолилась Марина.
Достав заточку, я срезал крышку на зеленой банке: желтые кубики,
залитые белесым соком.
– Какой запах!
– Держи, - я протянул банку Марине. Она отпила сока.
– Вкусно.
Взяла пальцами желтый кубик, стала есть.
Я открыл банку для себя.
Правда, вкусно. Но мясо лучше… Оно дает силы.
– Неплохо, - сказал я, отшвырнув пустую банку. – Бывшие, наверное, по
праздникам это ели?
Марина
– Не знаю… Кажется, на праздник они ели свежие ананасы… Ну, то есть…
Богатые ели свежие каждый день, а бедные – на праздник.
– А это тогда для кого? – я кивнул на коробки.
– А это, наверное, для бедных – на каждый день. Или, может, для
путешественников - таких, как мы. Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
– Всполох, - я замялся. – Похоже, Андрюшка открывал эти банки по
праздникам.
Пару секунд Марина смотрела на меня, потом рассмеялась.
– Выходит, у тебя сегодня большой праздник.
Для нее Андрюшка и я – это одно и то же…
Тишину нарушал лишь скрип снега под ногами. Автодорога свернула в лес.
Все чаще попадались КТСМ, разрушенные или уцелевшие. В чащобе замелькали
остовы каких-то зданий.
Но вот тишина разрушилась, отступила перед настойчивым гулом.
Между тем мы добрели до моста. Река неторопливо гнала куда-то темную
воду.
За мостом рельсы поворачивали и вдруг обрывались. Впереди, все еще на
значительном расстоянии, застилая солнце, - высилась ржавая стена,
оттеснившая Джунгли, уходящая за горизонт.
– Московская резервация, - прошептала всезнайка-Марина, положив руку
мне на плечо.
12
НЕВИДИМЫЕ СТРЕЛЫ
В Малоярославце палило солнце, плавился асфальт на платформе.
Молодая пара, дожидаясь электрички на Москву, кормила хлебом голубей,
слетающихся отовсюду. Хлопанье крыльев, воркование.
У синего, похожего на терем, вокзала старушка продавала пирожки, но
немногочисленные пассажиры, мучимые зноем, не хотели пирожков, а хотели
пить.
Островцев купил в ларьке небольшую бутылку газировки и тут же выпил,
наслаждаясь. Помнится, в детстве он любил лимонад и, когда мать возила его в
Обнинск, просил: «Мама, купи «чебурашку». Мать сердилась:
– Потом по туалетам тебя таскай!
Но все-таки покупала.
Опустив бутылку в урну, Андрей двинулся через привокзальную площадь.
Таксисты, поджидающие пассажиров у потрепанных «жигулей» и «волг», окинули
ленивыми взглядами: «Нет, не поедет»; лишь один – порядку ради – окликнул:
«Парень, в Медынь?».
Островцев проследовал мимо таксистов, мимо автобусной остановки,