Paradisus
Шрифт:
Направляемые Мариной собаки свернули в переулок. От развалин домов
рябило в глазах. Джунгли еще не пришли сюда – упрямо и бесповоротно - но кое-
где их наступление уже заметно.
Луна скрылась за тучей, стало темно. Я думал, Марина остановит упряжку,
но не тут-то было: собаки не сбавили скорости. Мы въехали на мост, полный
мертвых автомобилей, - река внизу струилась черной лентой.
– Тпру!
Упряжка замедлила ход.
С моста виден густой лес,
– Парк Горького – одно из самых опасных мест в Пустоши, - сообщила
Марина. Голос ее звучал настороженно. – Андрей, держи пистолет наготове.
Мы свернули с моста в тонкую кишку переулка. Снова выглянула луна, снег
заблестел. Полуразвалившиеся здания возникали перед упряжкой, как будто
вырастая из-под земли. Мне начинало казаться, что собаки сбились с пути.
Вдруг Марина крикнула:
– Стой!
Упряжка замерла. Псы дышали тяжело, роняя на снег слюну.
– Приехали.
Я увидел желтую ленту железной дороги, платформу с покореженной
табличкой: «Москва – товарная». До боли захотелось взобраться на невысокую
насыпь и по шпалам – прочь из этого города, в Джунгли.
– Андрей, скорее. Кажется, будет метель.
Марина была права – небо заволакивали тучи; усиливался ветер.
– Здесь раньше был рынок, – перекрикивая ветер, сообщила Марина.
– Кое-
что сохранилось.
– Рынок сохранился?
– Кое-что из барахла.
Я взял вожака за ошейник, дернул. Упряжка последовала за мной, таща
сани.
Это было длинное приземистое сооружение из шероховатых, соединенных
между собой металлических листов. Крыши не было, ворот тоже. Вместе с
собаками мы вошли внутрь. Лучше бы мы этого не делали… Посреди склада
горел костер (и как только мы не заметили, не почуяли дым). У огня, сгорбившись,
сидели трое.
– Мародеры, - шепнула Марина.
Я сжал в кармане рукоять пистолета.
Мародеры поднялись нам навстречу. Двое, крупные, с одинаковыми
квадратными подбородками, с близко посаженными свиными глазками
(близнецы?), с выражением сытой невозмутимости на физиономиях, одетые в
одинаковые тулупы и большие валенки. Третий – коротышка, горбоносый,
тщедушный, в желтом пальто похожий на цыпленка.
– Кто вы такие? – крикнул «цыпленок». Голос у него оказался неожиданно
низким, словно украденным у другого человека. – Уёбывайте отсюда! Это моя
территория.
– Что значит твоя территория? – внешне спокойно ответила Марина. – С
каких пор Район Второго Кольца поделен?
Коротышка сплюнул на снег.
– С тех пор, как я сюда пришел.
– Ты? – Марина пожала плечами. – Я тебя впервые вижу.
«Цыпленок»
на ногу.
– Ну, не будем ссориться, - коротышка вдруг сменил гнев на милость.
Замер, разглядывая меня.
– Кожанка, гриндера… Недурные вещицы… Вы сектанты?
Молчание.
– Можете не отвечать. Вижу: сектанты. Ленинцы, сталинцы, возрожденцы?
– Не твое дело, - оборвала коротышку Марина. – Мы приехали за барахлом,
и имеем на него такое же право, как и вы.
– Не мое де-ело, - протянул, словно зевая, мародер. – Кстати, отличная
упряжка…
Я и моргнуть не успел - в левой руке коротышки появился пистолет.
– Пожалуй, я заберу ее, если вы не против, - он засмеялся. – А ты, кожанка,
– обратился «цыпленок» ко мне, – держи руки по швам. Дернешься достать пушку
– начиню свинцом.
Ветер завывал где-то в черной вышине, ему вторила одна из собак в
упряжке, словно чуя: хозяева попали в беду.
– Глеб, - коротышка кивнул одному из близнецов. – Обшарь-ка их.
Тупо ухмыляясь, мародер направился ко мне. Сухой снег поскрипывал под
валенками.
Эти трое оставили Марину без внимания. Краем глаза я видел: девушка,
держа руки за спиной, что-то делает с ошейником вожака стаи. Что она задумала?
С коротким рыком пес рванулся вперед, взрывая снег широкими когтистыми
лапами. Мгновение – и он уже у костра мародеров. Этого времени оказалось
достаточно: коротышке, чтобы всадить в собаку пулю, а мне - чтоб выхватить
пистолет.
Не давая «цыпленку» повторно прицелиться, я выстрелил в него. Мародер
упал в костер, желтое пальто вспыхнуло.
Собака визжала, перекатываясь по снегу, наконец, затихла. Марина
подбежала к ней, присела рядом.
– Стоять! – заорал я бросившимся врассыпную близнецам.
Громилы замерли, озираясь и хлопая обледенелыми ресницами.
Я подошел к костру - пахнуло жженым волосом. Поднял выпавший из руки
убитого пистолет.
– Как его звать?
– спросил, кивнув на труп.
– Шевченко, - отозвался один из близнецов. – Он гад.
– Гад? Зачем тогда вы с ним якшались?
Близнец не ответил.
– Забирайте его и валите отсюда.
Мародеры, кряхтя, подняли товарища. На обгорелой горбоносой роже
сверкают белки глаз. Близнецы, волоча труп, исчезли за стеной начавшейся
метели. Отойдут шагов на двести и швырнут в сугроб: на что им сдался мертвяк?
Я подошел к Марине, сидящей на корточках перед псом. Она подняла
голову:
– Что теперь Снегирь скажет?