Параллельные
Шрифт:
— И что ты предлагаешь? Ну хочешь, слетаем куда-нибудь?
Благодаря этому самому «ну» я не хотела, да и срываться с места, когда я только вот-вот решила вопрос с работой, мне было явно не с руки.
— Не хочу, — ответила честно. Думала ещё немного покапризничать, но супруг сыграл на опережение, прижавшись своим лбом к моему.
— Нин, мы через столько прошли. Через это тоже нужно… просто прорваться.
Что такое «это», никто из нас так и не пояснил.
Через пару часов, лёжа в одной постели с обнажённым Ильёй, я даже подобрела и выдала
— А я всё-таки к Геле в фонд устроилась.
— Здорово! — оживился муж, растягивая гласные от усталости. — Чем заниматься будешь?
— Как обычно… мир спасать.
***
Работа в садике сильно отличалась от той, которой я занималась в больнице. В профессиональном плане она была заметно скучнее и однообразнее, но при этом будто бы более напряжённой. По крайней мере, Ольга напирала именно на это:
— Главное, чтобы у родителей не было претензий. Они платят такие деньжищи за наш сад, что имеют полное право ожидать, что их детей здесь оближут с ног до головы.
Я, не привыкшая делать различий между детьми по признаку обеспеченности их родителей, невольно поморщилась, но смолчала. Ибо не в том я положении, чтобы ставить условия.
Работники садика действительно отличались неким подобострастием по отношению к родителям, порой едва не выстраиваясь по стойке смирно. Мне это казалось дико странным, ещё и потому, что по уровню благосостояния моя семья во многом была на одном с ними уровне, а то и выше.
И страх чем-то выдать себя вдруг сыграл со мной злую шутку.
— Оль, а можно мы меня будем представлять не моей фамилией? Ну, на тот случай, чтобы моё прошлое где-то не всплыло…
Но боялась я отнюдь не своего прошлого, а той вероятности, что в фамилии Нечаева кто-нибудь признает ту самую. Не то чтобы я была светским лицом, наоборот, честно избегала все местные тусовки последние пару лет, но закон шести рукопожатий никто не отменял. И то, что какая-нибудь не в меру внимательная личность решит меня сдать мужу, было более чем реально.
А может быть, этот страх был надуманным и я раздувала из мухи слона, преувеличивая свою значимость. И где-то глубоко в душе мне просто хотелось снова побыть Алексеевой, простой девушкой из глубинки с огромными амбициями и далекоидущими планами на жизнь.
Впрочем, именно это желание и стало в нашей истории судьбоносным.
***
Примерно через неделю после моего трудоустройства, когда я всеми правдами и неправдами старалась влиться в коллектив, Петрушевская вызвала меня к себе.
— Мне нужно уехать, — почти с ходу объявила она, суетливо перекладывая бумаги на столе и практически не глядя на меня. — Я ненадолго… надеюсь.
— Оль, — нахмурилась, — что-то случилось?
Та покачала головой и поспешно заверила:
— Всё нормально.
Ложь была так себе, и я невольно насторожилась, не понимая, откуда ждать подвоха. Зато приятельница наконец-то подняла голову и посмотрела на меня… зарёванными глазами.
— Оль? — повторила уже с большим нажимом, а та неожиданно хлюпнула носом и
— Виталька в больнице, — сквозь слёзы выдавила заведующая. — Говорят, инфаркт… а какой, к чёрту, инфаркт может быть, если ему ещё и сорока нет?!
— О боже, — только и выдавила я из себя, прикрыв рот рукой.
Человеческая реакция оказалась быстрее профессиональной. И уже только потом мозг заработал так, как нужно:
— Ты уверена, что инфаркт? Где он сейчас, в реанимации или просто в больнице? Что врачи говорят?
— Не знаю, — всплеснула руками она, — ничего не знаю. Два часа назад позвонила его мать и выдала: «Виталечка при смерти», — передразнила Петрушевская бывшую свекровь писклявым голосом. — Конечно, он будет при смерти! С таким дурацким ритмом работы… А ведь говорила! Я ведь предупреждала! Но разве его проймёшь? Супергерой херов. А всё ради чего? Чтобы его мать два года спустя после нашего развода мне сообщила, что эта скотина решил помереть?! Угораздило же меня с идиотом связаться! — вконец поплыла она, с психом швырнув бумаги на пол. — Остолоп твердолобый! Да чтоб он там… сдо-о-ох…
Последняя фраза окончательно превратилась в протяжные завывания. И пока я соображала, а не сбегать ли мне в кабинет за пустырником, Петрушевская резко взяла себя в руки, словно и не было никакой истерики.
— Ладно, — махнула она рукой, со скоростью света собирая разбросанные документы. — Это всё патетика…
— Когда самолёт? — неожиданно для себя догадалась я.
— Через четыре часа, — не моргнув глазом ответила Ольга Павловна. — И пусть он только посмеет мне помереть, прежде чем я прилечу. Я его с того света достану, чтобы самолично придушить!
Её причитания были настолько выразительны, что я невольно усмехнулась мысли о том, что Петрушевский всё-таки счастливчик, раз его жена, пусть и бывшая, так сильно за него переживает.
— Уверена, что он не осмелится, — пошутила я, мысленно сплюнув и постучав по дереву, лишь бы бывший друг всё-таки оправился.
— Посмотрим, — окончательно пришла в себя Ольга, поднявшись на ноги и тут же переходя к делу. — Я тебя чего позвала. Я улетаю, Надежда Семёновна отпустила. Но… тут есть некоторая загвоздка. На следующей неделе к нам должен прийти новый ребёнок…
— Осмотреть? — поспешила я с выводами. — Сделаем всё по высшему разряду.
— Нет, я не об этом… Понимаешь, — замялась Оля, — тут такое дело… У нас достаточно особый контингент родителей, и иногда к нам обращаются с очень тонкими просьбами.
Заведующая явно тщательно подбирала слова, вынуждая меня опять напрячься.
— Иногда мы берём детей не под своей фамилией.
— Украденные, что ли? — пошутила я, всерьёз опасаясь, что это может быть правдой.
— Нет, слава богу. Но… Как бы тебе так объяснить… У очень богатых людей иногда рождаются не совсем официальные отпрыски. Они посильно участвуют в воспитании, но афишировать их наличие не спешат, дабы не разразился скандал в официальной семье. Вот они у нас и… проходят по подставным фамилиям.