Параллельные
Шрифт:
В первые дни он вёл себя как прежде: ходил за мной хвостом по посёлку или же молча восседал на стуле в углу кабинета, иногда гоняя чаи с плюшками, испечёнными Надеждой Николаевной, пока я пыталась работать. Всё так же молчал, хоть и держался вполне дружелюбно. Но время шло, и Паша с каждым днём начинал отдаляться. Стал чаще пропадать неизвестно где, объявляясь на пороге моего дома (где мы жили) лишь по вечерам, когда я в предынфарктном состоянии готовилась бить тревогу. Попытки удержать его подле себя тоже не приводили ни к чему хорошему, он начинал откровенно… вредительствовать — ходил в грязной обуви по дому, бил посуду, отказывался
Он горевал. Он боялся. Я осознавала это более чем отчётливо, но вот набраться терпения и не обращать на происходящее внимания у меня никак не выходило.
— Я понимаю, что ты скучаешь по маме, — после очередной выходки этого малолетнего бунтаря решила я проявить чудеса прозорливости и эмпатичности, припомнив всё, чему меня учили учебники по психологии, — и, наверное, тебе кажется, что, если ты вынудишь меня отказаться от тебя, мама скорее вернётся. Мне жаль, что тебе тяжело. Я тоже по ней… скучаю. Но она не приедет раньше того, как получит лечение. Поэтому нам нужно научиться жить вместе. И я от тебя просто так не откажусь.
Пашка посмотрел на меня волчонком, пряча выступившие на глазах слёзы, и опять умотал в неизвестном направлении, чтобы этим же вечером притащить мне жабу.
— Я бы на твоём месте спрятала куда-нибудь подальше ножи и яд, — на полном серьёзе посоветовала мне Гелька во время одного из наших периодических созвонов. — Кто знает, что в следующий раз придёт ему в голову?
— Не делай из него маньяка, — почувствовала обиду за Паху, — он всего лишь мальчик, испуганный и одинокий.
— А я о чём? Кто знает, на что они способны…
Мне казалось, что ни на что криминальное, пока однажды он чуть не спалил кухню, уронив горящую спичку на полотенце, которое вспыхнуло почти мгновенно. Благо что я стояла рядом и успела закинуть его в раковину, залив холодной водой из ведра.
— Не справляюсь, — на следующий день призналась я Янжин, придя к ним на патронаж. — Он меня не воспринимает, от слова «совсем».
— Ну что ты! — озабоченно всплеснула она руками. — Он просто тебя испытывает. С детьми такое бывает приблизительно… раз двадцать на дню.
— Я с ним уже разговаривала на эту тему. Не помогло.
— Если бы всё было так легко. Ему нужно время…
Спорить с этой истиной не приходилось, но я начинала паниковать, словно куда-то опаздывая. А может быть, элементарно боялась, что не справлюсь.
Сразу же вспоминались лекции и рассказы наших преподавателей по детской педагогике:
— Дети — та же лакмусовая бумага, всегда будут подсвечивать в вас самое потаённое.
Оказалось, это какие-то две совершенно разные вещи — справляться с выходками сторонних детей в садике или больнице и сталкиваться с детским протестом непосредственно лоб в лоб, живя под одной крышей.
Иногда меня охватывал страх, а что было бы, родись наши с Ильёй сыновья? Смогла бы я справиться с ними? Или точно так же потонула бы в своей беспомощности?
Я была настолько на взводе, что даже перестала толком спать по ночам, всё время прокручивая в голове происходящее и ища из него входы-выходы, уговаривая себя продержаться ещё чуть-чуть.
Из кризиса меня неожиданно вывел Боржон, замеченный мной одним прекрасным днём за распутыванием рыбацких сетей. Вокруг него крутились двое его старших
Долго стояла за околицей и наблюдала за тем, как мальчик безропотно выполнял все мужские указания. Если честно, то открывшаяся картина сильно била по самолюбию — казалось, все в этом мире знают, что делать, кроме меня. Наткнувшись на сочувствующий взгляд Боржона, словно прекрасно догадывающегося о моих мыслях, я гордо вздёрнула подбородок и поспешила ретироваться. Зато уже к вечеру, произведя самый настоящий мозговой штурм, пришла к одному примечательному открытию: Пашка со мной скучал. И не только по Юле. Мои воспитательские способности свелись в примитивному накормить, одеть, проследить, чтобы шею себе не свернул. А он, как любой другой ребёнок, нуждался во внимании. И если сельские дети развлекали себя сами, сбиваясь в небольшие стайки и находя себе очередные бесхитростные увлечения, то Паша, в силу своих особенностей, старался держаться в стороне.
Короче, ситуацию нужно было срочно брать в свои руки. Поэтому, рассудив, что сельчане прекрасно проживут без меня неделю, я озвучила Паше предложение съездить куда-нибудь отдохнуть, которое парень встретил со священным ужасом в глазах.
— Паш, мама нас не потеряет, — заверила я его, но он не поверил, отчаянно закрутив головой. Идею отправиться развлекаться пришлось отложить на потом. Зато внутреннее чутьё шепнуло, что пришла пора расчехлить банковскую карту.
Шоппинг взбодрил. Планировала взять только самое нужное, но в итоге заказала столько всего, что при взгляде на итоговый список покупок создавалось впечатление, будто я планирую воспитывать Пашу ещё как минимум года три.
Мысли о сроках я тоже решила гнать из своей головы. Откладывать жизнь на потом уже не было никаких сил.
Когда служба доставки доехала до нас, я ликовала, заметив неподдельный интерес на лице мальчика. И даже мой внутренний Макаренко со своими обвинениями в подкупе не сумел испортить мне настроение. Да и не покупала я ему ничего такого сверхъестественного, типа квадрокоптеров и айфонов, всего лишь добротная одежда, настольные игры, книги и футбольный мяч, который явился для нас пропуском в местное детское сообщество.
Уже на следующее утро, взяв Пашкину ладонь в одну руку, а в другую новенький футбольный мяч, я потащила ребёнка на небольшое футбольное поле, которое имелось за школой. Футбольным полем гордо именовалась пыльная вытоптанная площадка с двумя облезлыми воротами, установленными на противоположных концах.
Не то чтобы я умела играть в футбол. Вернее, совсем не умела, но и Паха не походил на представителя сборной Аргентины, поэтому поначалу было решено просто пинать мяч в направлении ворот без сетки. На самом деле мой расчёт был вполне прост… и чутьё меня в итоге не подвело. Примерно минут через сорок начала подтягиваться местная детвора, потихоньку окружая кромку поля. На Паху они подглядывали с неодобрением, мол, «это наша корова и мы её доим». Но сделать или сказать ему они ничего не могли — я же была здесь, а в последнее время ко мне начинали относиться с некоторым пиететом. Притворяясь святой наивностью, я с чувством выпинывала мяч за пределы поля и кто-нибудь из детей тут же кидался его приносить обратно, после чего непременно приглашался в игру. Таким образом, к полудню Павел носился в общей массе ребят, ничем от них не отличаясь.