Параллельные

Евстигнеева Алиса

Нина смотрела на меня с такой надеждой, в её глазах была мольба, несгибаемая уверенность и несбывшиеся мечты, что моё сердце тут же сжалось от тоски.

— Хорошо. Давай попробуем.

***

Подготовка к ЭКО и возможная скорая беременность ставили абсолютный крест на моих метаниях по стране. То ли принятые решения, то ли поездка в отпуск заставили меня по новому взглянуть на то, что творилось в нашем странном трио я-Егор-Карина.

Приехав в очередной раз к сыну, я сделал поразившее меня до тошноты открытие: мы все безнадёжно застряли в

прошлом. Карина настолько тряслась над Егором, что порой буквально перекрывала кислород. Я не знал, сколько времени ему было отведено, но задайся мы сейчас вопросом: «А что он видел?», ответ получался более чем удручающий — больницы и дом.

Карина тоже выглядела малоприспособленной к этой жизни. За последние годы она будто бы растеряла часть себя. Что, в свою очередь, означало лишь одно: пока они оба пребывают в таком состоянии, я не смогу никак от них дистанцироваться, да и собственному ребёнку хотелось какой-то иной судьбы.

— Ты должна очнуться, — сообщил я Павловой. — Отпустить немного Егора от себя. Ему тоже нужно учиться жить в этом мире.

Взгляд Карины был буквально испепеляющим.

— Ты хочешь вышвырнуть его на обочину жизни! — заявила обиженно.

— Сама подумай. Вся его жизнь сводится к вечным больничным походам, общению с такими же нездоровыми детьми, части из которых уже нет в живых, и с перманентно замученной матерью…

Она взвизгнула и попыталась залепить мне пощёчину, но я успел перехватить её ладонь.

— Ах ты! — кричала Каринка. — Да что ты знаешь о нашей жизни?! Легко судить, оставаясь в стороне, приезжая раз в месяц и строя из себя благородного героя! А я… а я… — всё это время она билась в моих руках, но я держал крепко, не давая вырваться или ударить меня. Ещё какое-то время она храбрилась, а потом из её глаз хлынули горькие слёзы. — Это всё из-за меня. Ты хоть знаешь, что значит жить с непроходящим чувством вины?! Просыпаться каждое утро и осознавать, что чуть не убила собственного ребёнка?!

— Можешь не сомневаться. На мне слишком много грехов, в том числе и этот.

Она обмерла, явно поднимая из глубин памяти подробности моей жизни.

— Прости, — словно сдулась она. — Я… не подумала. Мне очень жаль, что вы с Ниной потеряли тогда детей, но…

Продолжать она не стала, явно имея в виду, что потерять ещё неродившихся детей и живого мальчика — это разные вещи. Я бы поспорил. По крайней мере, Егор был жив и мы продолжали бороться за него. А нашим с женой сыновьям помочь уже было невозможно. Но спорить о том, чья боль сильнее, бессмысленно. Да и разве можно это измерить? Не изобрели ещё такого прибора.

— Нужно было тебе сразу про беременность сказать, — горько вздохнула она, медленно и как-то обречённо высвобождаясь из моих рук.

— Нужно. Но вышло так, как вышло, и смысл сейчас это ворошить?

— Я тогда сама не хотела видеть очевидного, — словно не слышала меня она. — Та ночь между нами… Мне ведь так отчаянно хотелось хоть раз в жизни почувствовать себя на месте Машки, понять, как это, когда тебе достаётся лучшее.

—

Никак. Маша была редкостной дрянью — избалованной и самолюбивой. У каждого из нас были свои мотивы. И вряд ли это та сторона жизни, которой стоит гордиться. Но нам нужно попытаться идти вперёд, хотя бы ради Егора.

Каро зажмурилась.

— Я не смогу. Я не справлюсь…

— Сможешь, — достаточно жёстко отрезал я, не оставляя путей для отступления.

Сейчас я ощущал её своей сестрой куда сильнее, чем это было в юности и мы ещё имели общих родителей. Сами того не желая, мы оказались в одной лодке, связанные одной цепью до скончания веков.

***

— Кость, как помочь женщине морально встать на ноги?

— Это ты меня спрашиваешь? Вообще-то, ты дольше меня женат.

— Опыт с Ниной тут не в счёт.

— Чего это?

— Она другая. С ней половина общечеловеческих фокусов попросту не срабатывает, — сообщил с нескрываемой гордостью я.

— Ок, ладно. А кого реабилитируем-то?

— Карину.

— Понятно, — хмыкнул он. В телефонной трубке повисло противное молчание. Но, как обычно, друг не подвёл, в конце концов пообещав: — Ладно, знаю я несколько способов. Только кошелёк готовь.

— Без проблем.

Из миссии по возвращению Каро к жизни Козырев вернулся с расцарапанной физиономией.

— Любуйся, — ткнул он пальцем в свою щёку. — Твоя постаралась.

— Она не моя, — напрягся я. — Мне стоит переживать на тему того, что именно ты с ней сделал?

— Попытался затащить к парикмахеру.

— И как, успешно?

— Смотря для кого. Нанятый мной стилист утверждает, что она теперь похожа на человека. Зато моя Ева уверена, что я себе любовницу завёл.

— Хочешь, я с ней поговорю?

— С Евой? И что ты ей скажешь? Что это ты любовницу завёл?

— Костя! — шикнул на него.

— А, ладно! — друг махнул рукой. — Мой брак уже мало что может испортить ещё сильнее.

***

Карина теперь действительно выглядела иначе. Отдалённо напоминала себя прошлую. Не скажу, что она стала более живой, но надежда на то, что случившиеся изменения во внешности как-то её взбодрят, меня не покидала.

— Этот придурок выкинул всю мою старую одежду! — зашипела она на меня, когда, уложив Егора спать, мы остались вдвоём на той же кухне, где я когда-то впервые принял судьбоносное решение остаться с сыном один на один.

— Нужно повысить ему зарплату, — усмехнулся я. — Но поверь, это только цветочки. Дальше самое главное.

Павлова почти застонала.

— Даже боюсь себе это представить.

— Я хочу… отдать Егора в садик.

Злиться она не стала. А смысл гневаться на умалишенного, коим она меня посчитала? С ними не спорят, их изолируют от общества.

— Шутишь?

— Нет.

— Подожди, подожди, — включила она режим сарказма, — то есть ты хочешь ребёнка со смертельно опасным заболеванием отправить в детский сад, где толпа оголтелых детей и где каждый может его задеть, толкнуть, ударить и ещё невесть что?