Параллельный вираж. Следствие ведёт Рязанцева
Шрифт:
— Фьюить! — «Шлёпанцы» свернулись в трубочку. — Ну, Рязанцева, ты и наглая тётка!
— Тётки на рынке, а мы с тобой коллеги, как-никак. И зарплата у тебя не меньше. Так что раскошеливайся.
— Откуда ты знаешь, какая у меня зарплата? — Волков напрягся, словно его включили в розетку.
— Я же следователь, Волков, сыщик, я всё про всех знаю, а что не знаю, то обязательно найду. Вот там… во внутреннем кармане, — Лена похлопала Волкова по груди. — Не боись, вечером отдам. В крайнем случае, завтра утром.
— Вечером, —
— Хватит! — взвизгнул мужичок и расплылся в угодливой улыбке. — Трёх вполне хватит. Вот, пожалуйста, возьмите свой документ. Он в целости и сохранности.
Они вышли вместе, долговязый глист в комбинезоне Волков и похожая на дюймовочку в коконе Рязанцева. Остановились.
Стянутое облачностью небо просело. Снег выдохся и, устав кружиться, стал оседать на землю редкими ленивыми снежинками. Тропинки застыли. Пустынно. Безлюдно. Тихо.
— И как это у тебя получается, Рязанцева? — Волков прислонил лыжи к ограждению веранды. Полез в карман за сигаретами.
— Что именно? — Лена втянула морозный воздух, задержала, выдохнула облачком пара.
— Добротой моей пользоваться. — Волков затянулся, задержал едкий дым, выдохнул сизую струю. — Верёвки из меня вьёшь.
— Ну да, из тебя совьёшь, пожалуй, — Лена поморщилась и дунула в сторону сигаретной взвеси. — Ты чего в горы припёрся? Воздух мне портить?
— А воздух тоже для твоего личного употребления, да?
— Нет, но всё-таки, как ты здесь оказался? Почему именно там, где я?
— А потому что ты, Рязанцева, умная!
Сведя брови к переносице, Лена изобразила на лице насмешливо-недоверчивое выражение.
— Чего?
— Того. Я хоть тебя и не люблю, но признаю твой ум и хитрость.
— Ааа… Ну хоть это признаешь. — Лена удовлетворённо кивнула. — Ну, ум понятно, а хитрость-то в чём?
— А в том, что умеешь ты из всего выгоду для себя извлечь. — Волков снова затянулся. — Даже тут.
— Где это тут? — брови съёжились сильнее.
— В горах. Вот мы, люди простые…
Лена многозначительно кашлянула.
— В смысле обычные, бесхитростные работники Следственного отдела в зимнее время что делаем?
— Что?
— Му-ча-ем-ся!
— Да ты что?!
— А то ты не знаешь. Зима — это тебе не лето!
— Неужели?!
— Оставь свой сарказм, Рязанцева! Я зиму ненавижу!
— Эт за что?
— А за то! Полметра снега… Полметра грёбанного снега за ночь, — Волков в сердцах плюнул сквозь прореху передних зубов. — Я, пля, трактор что ли, мм? Утром перед гаражом чистил-чистил… чистил-чистил, а его уже опять под самое не балуй. Кошки на улицу не ходят… Разочек выбежали и тут же стремглав обратно, и глаза такие офигевшие, мол «папа, там капец». — Волков выпучил глаза, изображая офигевших кошек.
—
— Пришлось, мыши достали, суки. У меня ж в подвале урожай, сама понимаешь.
— А то!
— Так ещё и собаки приблудные прижились, фиг выгонишь. Ну большая ещё по сугробам бегает, а маленькая из дома выбежала и в сугробе увязла, одни уши и глаза из снега торчат… Барахтается… Лазил, спасал, а оно мне надо? Матерился! Вот потому и ненавижу её.
— Ну, а я-то тут при чём?
— Орешкин, когда сказал, что ты в отпуск в горы умотала, я и смекнул. Ты ж ничего просто так не делаешь, свалила, чтоб в горах пересидеть, а я что, дурак, что ли? Кошаков своих пристроил и тоже сюда рванул.
— Но почему сюда, что в России гор мало или тебе принципиально ко мне поближе, чтоб отпуск испортить?
— Нужна ты мне, Рязанцева… Выражаясь языком Орешкина… как редьке пятая нога. Ты мне и на службе надоела до чёртиков. У меня тут однокурсник, давно звал, ну вот и пришлось совместить приятное с противной, — хохотнул Волков, стрельнув с крыльца бычок.
— А с чего ты решил, что я зиму не люблю?
— Так а чо, любишь, что ли?
— Да нормально отношусь.
— Чо-чо?! Нормально? Зима — нормально? Я так понимаю, хоть ты лыжи и сломала, но попу себе ещё не отморозила.
— Нет, Волков, зиму я люблю. И мороз люблю, и холодное солнце, и всё вот это, — Лена развела руками.
— Ага, и сопли в носу ледышками…
— Ну и что, в тепло зайдёшь, растают…
— Ага, через нос втянуть их в горло и проглотить… — Волков втянул воздух длинным острым носом, кончик которого уже начал краснеть. — Солёный зимний коктейльчик!
— Фу! Волков, — Лена поморщилась. — Какой же ты гадкий! А ещё поэтом себя мнишь. Пиитом! Лучше бы стихи сочинял.
— А, видишь, захотела стихов моих, а раньше критиковала.
— Да я вроде не критиковала.
— Ну не ты, а твой друг Котов, а ты поддакивала.
— И ты решил перейти на прозу?
— А я по-всякому могу, могу и в стихах. Хочешь про коктейль?
— О нет.
— Ну а чо тебе тогда?
— Что-нибудь лирическое, нежное, то, что тебя волнует на данный момент.
— Да запросто. — Его лицо стало серьёзным. — Вот тебе экспромтик. — Волков сунул руки в карманы, дважды перекатился с пятки на носок и загундосил нараспев не своим голосом.
О ты попа… Твоя попа…
Взглянешь, глаз, как у циклопа,
Шлёпну я ладошечкой,
Замурчит, как кошечка.
Довольный собой, вынул из карманов руки.
— Ну как? Скажи, я нежный.
— М-да, — Лена вздохнула, — похоже, муза твоя замёрзла где-то в сугробе.
— Деньги вернёшь, тогда и муза оттает.
— Да отдам я тебе твои деньги, езжай уже.
— Смотри, чтоб до вечера вернула. — Волков подхватил лыжи и сбежал с крыльца. Лена спрыгнула следом. — Если что, я в кафе буду.