Параллельный вираж. Следствие ведёт Рязанцева
Шрифт:
В ответ Лена промолчала, что совсем не расстроило «австралопитека». Отодвинув партнёршу, он стал складываться подобно роботу-трансформеру. Ломкие телодвижения совпадали с ритмом музыки и могли означать что угодно, вплоть до имитации работы башенного крана. Кажется, так танцевала молодёжь в конце прошлого века. Это было приглашение, и реакция Марь Саны не заставила себя ждать. Раскинув руки, она заколыхалась, словно утлое судёнышко на гребне волны.
— Можно это как-то остановить? — выкрикнула в толпу Лена, оглушаемая стенобитными
Робот завис, словно у него неожиданно выбило пробки, судёнышко ещё по инерции колыхало, но в остальном ничего не изменилось. Люди продолжали наслаждаться одним из самых древних искусств, извиваясь, сотрясаясь и дёргаясь.
— Мне нужна помощь! — выкрикнула Лена.
— Помощь? — «Робот» завис и мгновенно трансформировался в человека. — Что-то случилось? — спросил немного растерянно и даже, как показалось Лене, стыдливо. Согнувшись почти вдвое, Австралопитек подставил ухо, куда тут же посыпалась пулемётная очередь слов:
— Да! Пропала женщина, нужно организовать поиски, — Лена схватила его руку и затрясла. — Пожалуйста, помогите мне. Как это остановить?
Он погладил её руку нежно, по-отцовски, без малейшей тени похотливости, которая до этого сквозила в каждом его взгляде, движении, интонации. Погладил и отпустил. — Сейчас. — Быстро, почти в три прыжка, достиг сцены, запрыгнул на подиум и подошёл к диджею.
— Я не понимаю… что происходит… — запричитала библиотекарша, вжимая голову в плечи. — Кто пропал? Когда?
Музыка резко прервалась.
— Граждане отдыхающие, минуту внимания! — Повернув к себе микрофон, Австралопитек заговорил твёрдым и уверенным голосом диктора центрального телевидения. — Прослушайте объявление.
Он подошёл к краю сцены и, протянув руку, помог Лене подняться.
— Теперь говорите вы.
Глава девятая
Ветер шмыгает между деревьев, вонзается колючим дыханием в шею, покрывая лицо коркой застывшей изморози.
Всё неизвестное пугает, нанизывая градусы терпения на нить отчаяния. Внутри тебя растревоженный улей, где мысли гудят и чувства гудят, и ты, как майский жук, копошишься в этих ощущениях, пытаясь понять, что происходит. На этой трассе всегда многолюдно, либо ты обгоняешь, либо тебя. В лесу гуляют семьи с детьми и мамочки с колясками. Все они вернулись, и только Гуля, его Гуля пропала.
Кривой фонарь смотрит в сугроб жёлтым немигающим глазом. Хлопает затворка калитки. Это всё, что ты видишь и не видишь, слышишь и не слышишь.
— Виталий! Очнись! — Лена трясла его руку. — Ты слышишь меня? Десять пеших групп выдвинулись по разным тропам, выехали пять экипажей на автомобилях, они объедут территорию вокруг базы и прилегающие окрестности. К поисковикам присоединились волонтёры. Задействовано больше двухсот человек. Мы её найдём! Слышишь? Обязательно найдём.
— Это я виноват. Я! Мы всегда были вместе.
— В таком случае я тоже виновата. Я тоже оставила её. — Лена подумала, что в росписи теней она смотрится так же уродливо и жалко. — Послушай, она могла заблудиться, потерять телефон, пораниться, сломать лыжи. Возможно, она где-то сейчас сидит и ждёт, когда её найдут. Или не ждёт, а бродит в поисках базы. — Лена оглянулась. — Пойдём в кафе. Надо согреться, а заодно опросить возможных свидетелей. Нельзя терять время.
Виталий посмотрел на часы. Сколько раз за последние полтора часа он на них смотрел? Каждые пять минут. Зачем?
Внутри небольшого уютного кафе с десяток столов и цинковая стойка. Здесь пахнет цитрусами, свежей выпечкой и полиролью. В полумраке источником света служат лишь разноцветные лампочки китайской иллюминации вдоль окон да экран огромного телевизора под потолком над барной стойкой. На экране под неприхотливую, но задорную мелодию полуголые девицы в коротких юбках потрясают упругими ягодицами.
В углу у огромной кадки с раскидистым растением на одинокой табуретке сидит женщина в скромной одежде, которая что-то выдёргивает из лежащего на коленях платка, сопровождая каждое движение глухим бормотанием.
Когда они вошли, женщина на секунду замерла, облизала сухие губы, но головы не подняла. Кроме неё в зале было ещё два человека. Белая рубашка, чёрный жилет, аккуратная модельная стрижка выдавали в одном из них бармена, примятый затылок и узкие, обтянутые исландским свитером, плечи принадлежали позднему посетителю. Мужчины увлеченно беседовали, не обращая внимания на вошедших.
— Вон. — Лена кивнула на столик у окна. — Садись. Я сейчас.
Виталий послушно поплёлся туда, куда указала Лена. Подойдя к столику, рухнул на стул и отрешенно посмотрел в окно. Нестерпимая жалость застряла в гортани комком щемящей боли, чтоб не заплакать, Лена прикусила губу и отвернулась. Узнав мужчину в свитере, направилась к барной стойке.
— У меня автозапуск стоит на минус 20… Ваще не парюсь. — Бармен с силой потёр стакан и поднял его, высматривая в сумеречном мелькании телевизора наличие на стекле пятен.
— Вот, пля, а мой зюзик при минус 10 никак заводиться не хочет, кричит на меня матом… Зюзик это Ларгус… без сидений, для привозить-отвозить всякие кирпичи… Я же на даче в основном живу, у меня там урожай, не могу бросить, бомжи шастают, выгребут всё… Дверь выломают, ещё и насрут посреди кухни. Уж было раз. Так-то на работу у меня нормальная тачка есть, с пол-оборота заводится, вебасты и всё такое стоят, но их на ходу в такой мороз же малька гонять надо… А вот зюзик тот не хочет нормально заводиться, тепличный, сука, пепелац.