Паранойя. Почему он?
Шрифт:
– Не орать? А что мне, бл*дь, делать? Ты вообще понимаешь, во что нас впутал? Ты понимаешь, что сейчас начнется?
– Прекрати истерить! – рявкнул я, хотя у самого адреналин в крови зашкаливал. Пахло жаренным, сильно пахло, и сестра с успехом растравливала это ощущение.
– А как мне не истерить, Сережа? Как не истерить? Думаешь, она случайно оказалась в то же время и в том же месте, что и ты? Думаешь, так бывает? Ты и падчерица твоего конкурента? Серьезно?
– Ну, та встреча в любом случае череда случайностей… - начал было я, но сестра уже вошла в раш.
– Да неужели?! Как будто так сложно внедрить сюда свою крысу и следить, кто и куда пошел.
–
– Да какая уже, нахрен, разница, спал ты с ней или нет! Им достаточно будет одной зацепки, чтобы обвинить тебя в изнасиловании или еще какой-нибудь херне. А поскольку, я уверенна, они специально подкладывали её под тебя, зацепку они найдут, даже не сомневайся. Ты ведь с ней разбился на машине? С ней?
– Ну, с ней. И что?
– А то! Вот увидишь, из этого вполне можно слепить хорошую историю о том, как ты вывез ее за город, а она сопротивлялась, ты не справился с управлением, вы слетели с трассы, после ты ее изнасиловал, а поскольку она падчерица губернатора, шум будет стоять до потолка. И то, что ей уже есть восемнадцать, сути не меняет!
– Господи, что ты несешь?! Она просто девчонка, а не какая-то Мата Хари, - вырывается у меня обессиленный смешок, хотя не смешно ни разу. Перед глазами проносится нелепое знакомство, потом тот ожог, встреча ночью, намеренное превышение скорости, попытки отсосать мне…
Зацепок и в самом деле более, чем предостаточно, чтобы состряпать историю и при этом не слишком девочке испачкаться, вот только я не верю. Не верю и все! Не умеет Настька врать, недоговаривать -да, но не врать так в наглую.
Видимо, что-то такое я сказал вслух, потому что сестра, тяжело вздохнув, резюмировала:
– Она, может, и просто девчонка, Серёжа, но Можайский – жадный до власти и денег ублюдок. Если, не дай бог, он узнает, что у тебя с его падчерицей была какая-то связь, поверь, у него хватит рычагов давления, чтобы превратить эту девчонку в кого угодно ради своей выгоды.
С этим я поспорить не мог, но поскольку в отношении Насти для себя уже все решил, то проблемы особой не видел. Оставалось только что-то решить насчет их дружбы с Олькой.
Вот только что?
Запретить?
Оля без сомнения взбунтуется и пошлет меня. Но и позволить – слишком большой риск. Прежде всего, риск для меня.
И я отчетливо понимаю это, наблюдая из окна, как Настька подходит к приехавшей за ней машине. Золотистые волосы развеваются на ветру, юбчонка при каждом шаге дразняще ползет вверх, приковывая взгляд к ее обалденным ногам, от которых у меня в очередной раз дух захватывает и в штанах становиться тесно, стоит только представить, что уже ночью мог быть между этих космических ножек…
Гребанная папка! Если бы не она…
Да, вопреки всем запретам и непреодолимым «но», я всё также хотел эту девчонку. И теперь не знал, что с этим желанием делать, ибо всегда считал, что лучший способ избавиться от искушения – поддаться ему. Вот только поддаваться нельзя. Никак нельзя.
Глава 7
«Что толку томиться по человеку, если он все равно твоим никогда не будет?»
-Обязательно набери мне, как приедешь со свидания и освободи
– Хорошо, - натянуто улыбнувшись, целую ее напоследок и подхватив сумочку, направляюсь к ожидающей меня машине.
Спина прямая, шаг ровный, на губах улыбка – всё, как и час назад, вот только внутри вместо радости и предвкушения, с которыми я вошла в этот дом, пустота. Даже боли нет. Вообще ничего нет. Меня будто эмоционально парализовало, стянуло что-то в груди раскаленным жгутом с такой силой, что не вдохнуть, не выдохнуть. Трясет только всю, как припадочную. Перед глазами стоит искаженное бешенством лицо, и я не могу унять эту дрожь.
Господи, Олин отец. Он – Олин отец!
В голове не укладывается весь этот сюр. И в тоже время все становится на свои места. Пазлы, еще вчера казавшиеся неподходящими, завершают неприглядную картину.
Картину, в которой я влюбилась в нарисованного иллюзиями мужчину и, как полная дура, легкомысленно отмахивалась от любых сомнений, намеков и даже фактов. А ведь всё указывало на то, что за этим образом парня – рубахи скрывается кто-то другой. Кто-то грубый, циничный, жестокий… Но я гнала от себя эти мысли, точнее – как и всякая влюбленная идиотка, верила, что особенная для него, и что по отношению ко мне он честен, открыт и порядочен.
Святая наивность! – как сказала бы моя тетушка. Вот только наивность ли?
Скорее, глупость. А еще самообман и страх.
Я до безумия боялась вновь стать ненужной, второстепенной, «довеском»… Той, кем всегда ощущала себя до встречи с ним. Даже Олька не могла полностью заглушить во мне это чувство ненужности. Я всегда оставалась недолюбленным ребенком, ярмом, висящим на шеях родителей. И только с ним все это вдруг утратило такое фундаментальное значение. Только с ним моя внутренняя зажатость будто исчезла. Не в раз, конечно, но с каждым разговором, взглядом, я чувствовала все больше свободы и все меньше страха быть открытой, быть собой. Я перестала стесняться своих мыслей, своих желаний, своего хобби, перестала казаться лучше, чем я есть. Я просто наслаждалась нашим общением. Его интерес, его внимание, отклик заменили для меня весь мир. И в какой-то момент стало вообще абсолютно все равно, что я не нужна своим родным. Главное - я была нужна ему. Он так всегда смотрел на меня, что не оставалось сомнений - здесь и сейчас только я имею значение, только я ему по-настоящему интересна, только меня он хочет. От этого сносило крышу. Я захлебывалась чувствами, новыми ощущениями, «новой» собой и не хотела ни в чем разбираться. Я просто хотела любить его и делать счастливым. Вот так по-бабски глупо и, пожалуй, все-таки наивно.
Сейчас же от этого становится невыносимо тошно. Господи, такая дура! Зажмуриваюсь, а перед мысленным взором, как кадры киноленты последние полчаса; он врывается в туалет, и грубо, без колебаний добивает меня, показывая мое место в системе своих ценностей, точнее то, что такого места в ней просто-напросто нет. Что я – ничего не значащий эпизод, и ему абсолютно наплевать, как низко он упадет в моих глазах. В конце концов, какая уже разница, если маски сброшены?
Но для меня почему-то разница была. Несмотря на всё, что вскрылось, я не думала, что он НАСТОЛЬКО мерзкий ублюдок, чтобы опуститься до угроз, и вести себя так по-скотски. У меня в голове не укладывалось, как можно утром ласково подтрунивать и писать, что соскучился, а буквально через пару часов вылить ушат помоев, словно перед ним какая-то шваль, прицепившаяся в грязном притоне.