Паранойя. Почему он?
Шрифт:
После того, как я озвучиваю свою угрозу, с Шумилиной сползает маска невинно-блеющей овцы, и она показывает свое истинное лицо.
– А может, ты будешь? – приосанившись, бросает она с вызовом и дерзко добавляет.
– Ты вообще кто тут? Всего лишь новенькая…
– Вот именно, идиотка, - перебиваю грубо, едва сдерживая клокочущую ярость.
Ты смотри, дрянь, как запела. Ну, ничего, я тебе сейчас звук убавлю быстро. Уж этому-то меня мамочка научила.
Хмыкнув про себя, расплываюсь в ядовитой ухмылке и ехидно разжевываю:
– Я – новенькая, да. А это значит, что никому еще не успела поднасрать,
О, да! Удар приходиться прямо в цель. Мне в общем-то на ее Burberry не первой свежести глубоко фиолетово, но для таких, как она, стремящихся казаться богаче, чем они есть, подобные уколы смерти подобны, поэтому она краснеет и, выпалив, что я – редкостная сука, сбегает.
Что ж, пока один - ноль, но определенно, это еще не конец. Шумилина так просто не сдастся, и нам предстоит повоевать. В какой-то степени я даже рада, хоть немного отвлекусь от собственных проблем и будет на кого спустить пар. Пожалуй, Олька права, я действительно превращаюсь в стервозину.
Кстати, о Проходе… Только сейчас замечаю, что подруга до сих пор не встала, хотя совой вроде никогда не была. На душе делается неспокойно, и я спешу к их с Ванькой палатке.
Открывшаяся картина бодрит почище энергетика. Взмокшая, разметавшаяся Олька горит огнем. На ощупь все сорок градусов, и мне становится так страшно, что я, как электровеник, начинаю носиться в поисках аптечки и того, кто нас отвезет в город. Как назло, Ванька и большая часть пацанов снова уехали сплавляться, а те, кто остались – уже изрядно навеселе, но один трезвый все же находиться. Напичкав Проходу таблетками, укутываю пледом и сажусь с ней на заднее сидение: обтираю влажным полотенцем и отпаиваю чаем. Постепенно Олька приходит в себя. Она даже начинает шутить и наверняка завалила бы меня кучей вопросов о прошедшей ночи, если бы не раздирающая боль в горле.
Пока едем, все мои мысли сконцентрированы на ее самочувствии, и я не особо задумываюсь о конце нашего пути. Только, когда перед нами открываются ворота её дома, осознаю, куда приехала, и что это значит. По телу пробегает озноб, страх липкими щупальцами опоясывает изнутри, и меня начинает тошнить.
Я боюсь увидеть Долгова, боюсь той боли, что скрутит меня при одном взгляде на него, и в то же время, как бы не было стыдно признавать, до дрожи хочу этой встречи. Мне она необходима, как воздух. Всего лишь раз. Один –единственный раз…
Но моим желаниям не суждено осуществиться. Встречает нас Олькина бабушка и Дениска. Я смотрю на него, и меня почему-то радует, что он совершенно не похож на своего отца. Наверное, я ненормальная, совершенно, напрочь отбитая, но мне легче от того, что с женой свой генофонд Долгов реализовал как-то так незаметненько.
Со мной наверняка получилось бы лучше. – проскакивает дичайшая мысль, но я тут же пресекаю блудливую мразёвку.
Передав Ольку на попечение врача и бабушки, еду домой, где меня ждет «чудесная» новость – вечером должен
Мама, решив по такому случаю организовать грандиозный ужин, порхает бабочкой, вспоминая райдер горячо-любимого пасынка. Весь дом гудит в ожидании, а меня воротит.
Не думая ни секунды, поднимаюсь в свою комнату и собираю чемодан. Оставаться под одной крышей с этим вечно-обдолбаным ублюдком я не стану. Если раньше у меня была хоть какая-то «крыша» в лице Диаса Кацмана, то теперь руки у Можайского развязаны, и он их обязательно распустит. Уверенна, именно за этим сюда и едет. Обещал ведь, что я ему за все отвечу. Правда, за что «все» непонятно. Но у меня нет совершенно никакого желания встречаться с необоснованной ненавистью и полнейшим неадекватом.
Мама, само собой, устраивает скандал. Уж очень ей хочется поиграть в примерную семью. Она грозится лишить меня денег и вышвырнуть к чертям собачим из дома, но мне плевать, выслуживаться за мой счет перед папой Гришей я ей больше не позволю, поэтому просто вызываю такси и еду в лучшую гостиницу города.
Буду жить там, пока Можайский-младший не уберется обратно в столицу. Конечно, меня за такое по головке не погладят, и по возвращению обязательно будет ждать наказание, но я настолько устала от эмоциональных качель, что уже абсолютно все равно, как к этому отнесется папа Гриша. Впрочем, мама что-нибудь наверняка придумает, чтобы не накалять обстановку.
Лучшая гостиница города оказывается вполне себе приличной. Конечно, не Ритц и не Хилтон, но более, чем на уровне. Номером я остаюсь довольна. Мне немного не по себе от того, что неделю придется жить в гостинице, но других вариантов у меня просто нет.
Точнее, они есть, но они мне не подходят: к Ольке я даже под дулом пистолета не сунусь, а к Илье… нет, я пока не готова. Приняв душ и разобрав чемодан, ложусь спать. На часах всего пять часов, но день был настолько суматошным, что я чувствую себя выжатым лимоном, да и бессонная ночь не дает о себе забыть.
Будит меня телефонный звонок. Звонит мама. Отвечать я не хочу, поэтому отклоняю вызов и пишу смс, что у меня все нормально, и что вернусь, когда уедет Можайский. В ответ получаю стандартное: «Настя, ты –свинья. Можешь не возвращаться.»
Знаю, что она это на эмоциях пишет, но мне все равно больно. Уснуть уже не получается, да и очень хочется есть. Чувство, будто желудок прирос к спине и теперь умоляет вернуть его на законное место. Я бы с удовольствием спасла бедолагу, но время почти полночь и рестораны уже закрыты. Внизу, правда, есть какой-то бар, но мне что-то страшно идти в него одной. Однако, голод не тетка…
Помаявшись еще полчаса, я все же решаюсь сходить на разведку. Одеваюсь скромно, чтобы не слишком привлекать к себе внимание, но, и в тоже время, чтобы не выглядеть белой вороной: джинсы с высокой посадкой, черное полупрозрачное боди и пиджак оверсайз. Накрасившись, заплетаю волосы в высокий хвост, и не давая себе времени на раздумья, спускаюсь в бар. Выглядит он, как и гостиница, вполне добротно: дерево, кожа, фоном какой –то джаз бэнд. Публика тоже вроде бы приличная, так что я расслабляюсь, заказываю долгожданный ужин и бокал шампанского на аперитив. Свободного стола мне, к сожалению, не достается, поэтому приходиться сесть за барную стойку.