Паранойя. Почему он?
Шрифт:
А поскольку привычка - вторая натура, да и я упрямо стоял на том, что не родилась ещё та самая, незаменимая, тем же вечером отстегнул приличный кусок зелени за модельную копию. Настьку же, когда она, будто почуяв, позвонила ночью, и своим молчанием в очередной раз переворошила во мне все к чертям собачьим, послал в эротическое пешее, прямо к её мальчику, ибо не х*й меня искушать, и подначивать к тому, о чем сама потом будет жалеть и лить слезы.
На душе, конечно, полегчало, что ей там тоже не сахар; что не перегорела ещё:
Ну, вот на кой хрен я её к этому сопляку отправил? Ведь возьмёт же и на эмоциях пойдёт. Хотя с чего я взял, что ещё не ходила?
С такими мыслями и едкой, разъедающей нутро злобой я втрахивал Настькину копию в матрас, иронично признавая, что родилась-таки, падла: не заменить, не вычеркнуть.
Ни черта эта модель не помогла. Вроде похожа: и внешне, и по общению приятная, целка к тому же, а толку ноль. Как если любить Маргариту, а потом по-отдельности нахерачиться текилой, апельсиновым ликером и соком лайма. Состав тот же, а послевкусие - дерьмо.
Сейчас, глядя на Настю, это послевкусие особенно яркое. Не хотел я, чтобы она в очередной раз застукала меня с бабой.
«Застукала»? Серьёзно? Браво, однако!
Оговорочка четко по Фрейду. Хотя, чему я удивляюсь? Оправдываться ведь уже начал: переводчиков каких-то выдумывать… Смех да и только. Впрочем, шут с ним! Приедет Эстер, разберемся.
Что меня в данный момент по-настоящему заботит, так это, какого черта Настя в столь поздний час сидит одна в баре и ест суп?! Вспоминая её слова про мать, да кое-какие Олькины рассказы, происходящее мне совершенно не нравится. Более того, злит.
Я прекрасно знаю такой тип баб, как её мамаша, которые наличие полового члена в своей жизни ставят выше счастья и здоровья собственного ребёнка, поэтому примерно догадываюсь, в чем корень проблемы.
Наверняка Сластенке не впервой вот так перекантовываться непонятно где. Но ладно сейчас уже есть восемнадцать, и она хотя бы может номер в гостинице снять, а раньше? Что она раньше делала? Просилась к кому – то из друзей переночевать, а то и вовсе болталась по кафешкам да улицам? Представляя все это, начинаю закипать.
Вот ведь мразь, а не мамаша! Откуда они вообще такие берутся? Что это за сбой на уровне инстинктов? Неужели совсем ничего не екает за своего ребёнка? Как можно спокойно спать, когда не знаешь, где он? С кем? Что делать будет? Да элементарно, что покушает?
Даже мне - левому по сути мужику не все равно. Сижу и вместо того, чтобы решать рабочие вопросы, думаю, что предпринять. О том, что это вообще не моё дело и я не обязан, более того, не имею никакого права вмешиваться, даже мысли не возникает. Один на один я ее с проблемой не оставлю.
– Серёжа, ты вообще нас слушаешь? Или мы тут просто так распинаемся? – врывается в мои размышления недовольный голос сестры.
–
– Лёха, за девочкой присмотри. Как выходить будет – маякнешь, - киваю в сторону контактного бара.
Лехе требуется всего секунда, чтобы сориентироваться. Настю он со мной часто видел, поэтому без лишних вопросов понимающие кивает и возвращается на свое место за соседний стол.
– Что это сейчас было? Какие – то проблемы? – уточняет Зойка обеспокоенно и тоже начинает подозрительно осматривать зал в поисках причины. Находит её сразу же, прямо на глазах меняясь в лице. – Ну, надо же! Вспомнишь дерьмо – оно и всплывет. Как думаешь, они тут случайно?
Они?
Оборачиваюсь и вижу рядом с Настей какого-то тощего, расфуфыренного щегла, у которого разве что на высоком лобешнике не стоит значка люксового бренда.
Обожаю таких попугаев, умеющих дорогущее шмотье превратить в дешманский ширпотреб. Неужто этот талант и есть наш герой Ильюша?
Что-то сомнительно. Настька, конечно, натура творческая, но боюсь, такого гения вряд ли оценила бы. Однако, когда гений берет её за руку, и приобняв, ведёт к выходу, я разве что вслух не присвистываю.
Вот это вас, Анастасия Андреевна, занесло!
Перевожу взгляд на неё и будто удар под дых получаю, встречаясь с умоляющим о чем-то взглядом. Только сейчас замечаю, что она, как неживая, перебирает ногами, словно ее чем-то накачали. Снова смотрю в глаза. Они чистые и… полные отчаянья.
Ни хрена не пойму. Что это за тупой спектакль? Не в характере Настьки послушно плестись хрен пойми за кем, словно агнец на заклание. Она бы дала отпор. В конце концов, не нож же ей в бок приставили. Руки у сопляка свободные, на виду.
По логике выглядит, как какая-то дешевая провокация и продавливание меня на эмоции. Если бы это была любая другая девка, я бы с удовольствием досмотрел постановку в мою честь, а после спокойненько поехал трахать Сашеньку. Но Настька не любая, и моя чуйка воет сиреной, что дело тут не чисто.
– А твоя художница времени зря не теряет. Уже сводного братца успела окрутить, - словно в ответ на мои мысли замечает сестра.
– Свободного братца? – не столько спрашиваю, сколько проговариваю про себя, чтобы понять, что меня настораживает.
– Ну да, это же Можайский –младший. Ты что, вообще досье не открывал? – возмущается она, но я уже не слушаю. Внутри, будто что-то щелкает, и я понимаю, почему меня вдруг стриггерило на этом «сводном братце».
Со мной такое бывает: одна фраза способна восстановить в моей памяти цепочку совершенно незначительных на первый взгляд событий.