Парашютист
Шрифт:
Приезжаем из отпуска, готовимся к Кракову и будем прыгать. Понял меня? Повтори!
– Понял. Будем прыгать. Мне как-то, Сережа, уже все равно.
– И вот еще, - не успокаивался Горбунов.
– Вот что... Вот это, то, что перед тобой, есть никакой не надгробный памятник. Перед тобой статуя. Это статуя, увековечивающая наш труд. И она меня как парашютиста приободряет.
– Он глядел Лацису в глаза.
– Приободряет, понял?
– Хорошо, приободряет, - повторил Лацис.
– Ну вот. Теперь, кажется, все...
– Ты о чем?
– Да вон...
Прямо навстречу по аллее к
– Закурить есть?
Это была Смерть. Правая рука ее была в перчатке. В лунном свете поблескивали зубцы кастета.
– Свои иметь надо, - хладнокровно парировал Горбунов.
– Я к тебе не обращаюсь, ступай мимо, - Смерть опять перевела взгляд на Лациса и сделала шаг в сторону, предлагая жестом Горбунову следовать дальше.
– Чего-чего?
– Горбунов, делая вид, что не расслышал, наклонил голову.
– Проваливай, - Смерть снова сделала знак Горбунову, - мне вот этот герой нужен, а не ты.
– Иди-иди, Сережа. Это только меня касается, - прошептал Лацис.
– Это мои проблемы, Сережа. Иди.
Горбунов еще несколько секунд удивленный постоял, а потом коротким ударом справа залепил незнакомцу в челюсть, да так, что тот отлетел в кусты.
Смерть вскочила, бросилась было на Горбунова, но приостановилась и, подумав мгновение, побежала обратно по аллее и быстро исчезла. Не прошло и минуты, и друзья не успели даже начать обсуждать инцидент, как раздался свисток и активный оперативный топот. Смерть вновь бежала навстречу парашютистам, правда, на этот раз уже без кастета, но в красной повязке дружинника и с четырьмя милиционерами за спиной.
– Ах, ты уже в дружинники успел записаться, падла!
– возмутился Горбунов и, ничуть не стесняясь, вторично отправил незнакомца поваляться на обочине.
Дальнейшее сопротивление друзей, правда, было осложнено численным превосходством сил правопорядка. Горбунов, хотя и не сдавался долго, вырывался как лев, несколько раз сбрасывал наседающих милиционеров, но в конце концов оказался-таки в наручниках и с заломленными назад руками. А Лацис, который вступил с борьбу неуверенно и вяло, уже давно лежал под двумя сержантами лицом вниз, пытаясь повернуть голову и объяснить, что друг его здесь ни при чем. Все это время Смерть бегала вокруг, что-то кричала, что-то советовала милиционерам и по возможности старалась пнуть то Лациса, то Горбунова исподтишка. Через пятнадцать минут оба парашютиста сидели в "воронке", а через полчаса за железными прутьями решетки камеры предварительного заключения. Им было видно, как человек в кожанке и с красной повязкой, размахивая удостоверением дружинника, что-то объяснял лейтенанту, составляющему протокол.
Ночью друзей развели по "одиночкам". А на следующее утро Лациса пришла навестить Смерть.
– Не удивляйся, - хохотнула Смерть.
– Я тут сказала дежурному, что твоя родственница. И, пожалуйста, без дураков... Думаю, что сегодня самое время обо всем договориться.
– Сволочь, - прошептал Эдвардас.
– Горбунов-то здесь причем?
– Горбунов?
– Смерть задумалась.
– Да ладно... С Горбуновым своя история. Мне он не нужен. Больше чем за драку с него спроса не будет. А ты... на вот! Смерть развернула
– На, вот... я тебе пирожков принесла.
– Уноси. Все равно есть не буду.
– Эдвардас сидел на полу в углу камеры и смотрел на стенку перед собой.
– Напрасно-напрасно. Пирожки горячие, свежие... Только что в ларьке купила. Да ешь! Не отравленные. Не бойся. Здесь же такой баландой кормят. Уж я-то знаю, поверь.
Эдвардас взял пирожок, но есть не стал, а держал в руке, разминая хрустящую корочку и по-прежнему глядя на стенку.
– Я ведь, Эдик, пойми меня...
– Смерть присела рядом и тоже взяла один пирожок.
– Я ведь, Эдик... ты что же думаешь... ты думаешь, я от хорошей жизни на тебя столько времени потратила? Столько гоняюсь... Вон, весь Крым прочесала, пока нашла. Кто другой на моем месте давно бы плюнул, сказал бы, пусть живет, хрен с ним... Но мне, понимаешь, даже думать так нельзя. Смерть есть смерть, брат, рано или поздно должна настигнуть... Ну хорошо, дашь одному поблажку, другому... И ведь страшно представить, надо мной же смеяться начнут. Как тут с профессиональной гордостью быть, а? Ты, как профессионал, должен понимать, что такое профессиональная гордость? Ты думаешь, я именно что-нибудь против тебя имею? Не-ет! Ты мне даже чем-то импонируешь. Своим жизнелюбием, что ли... Такие, как ты, большим трудом достаются. Знаешь, кого я не люблю больше всего?
Самоубийц. Ну просто наоборот хочется сделать. Из принципа. Порежет какой-нибудь дурак себе вены. И лежит, стонет. Думает, отойдет. Вот постоишь-постоишь над таким, подумаешь-подумаешь. Да и вызовешь скорую! Или эти, что на рельсы бросаются. Как их? С неразделенной любовью. Боже мой. Один раз из-за одной такой дуры все электрички отменить пришлось. А жизнелюбы - они, брат... Одним словом, я таких уважаю. С ними интересно. Даже на похороны прийти за честь. Красивые эпитафии послушать. "Он так любил жизнь...", " Он боролся..." и так далее. Вот так вот... Да... Если ты насчет Валентины беспокоишься, то не бери себе в голову. Ей скоро повышение на работе подойдет. И в лотерею крупно выиграет... Но это только при условии... Сам знаешь каком.
– Сейчас меня уберешь?
– обреченно прошептал Эдвардас.
– Или в туалет дашь сходить?
– В туалет... Врешь ты все, Лацис. Я ему в открытую... а он "в туалет". Любую возможность для побега ищет. Это ж КПЗ, а не гостиничный номер с балконом. " В туалет." Да не буду я сейчас ничего делать. К тому же рискованно - повязать могут на выходе. Договорим вот, сходишь в свой туалет. Я тебе вот что предлагаю.
В Кракове, я слышала, соревнования по парашютному спорту намечаются...
– Да.
– Ну вот. Вот и тренируйся. Поезжай в Краков. Там все и сделаем. Ты знаешь, я даже на слово готова поверить. И до Кракова ни-ни! Мне даже такая развязка нравится. Символично. Затяжной прыжок, небо. Место нашей первой встречи с тобой.
А? Согласен?
Лацис молчал.
– А какой памятник я тебе присмотрела! Не какую-нибудь пирамидку как у всех.
Эдакий...
– Смерть привстала, чтобы изобразить приземляющегося парашютиста.
Эдвардас вздрогнул:
– Там, вдоль аллеи, что ли?