Пари на мажора
Шрифт:
Через одно место.
Как обычно.
И почему я такая невезучая?
Если бы на пару минут в магазине задержалась, то у двери не с Прокудиным бы столкнулась, а с Мироном. И тогда все было бы по-другому. Наверное. Ну, в моей фантазии точно иначе.
– Ну да. Мне уже лучше. Я поэтому к вам и приехала. Чтобы тетю Наташу поддержать. Помочь как-то. Мед купила. Она же любит мед?
– А дома ты остаться не могла? Не подумала, что надо дома сидеть, а не по городу шататься?
Если честно, то нет. Так я не думала. Вообще не было желания
– Да я… Просто… Как лучше хотела, – затараторила в попытке объясниться. – Цветы эти купила, показалось, что маме твоей приятно будет. Она же их любит. Не подумала, что дверь с ними открыть не смогу. Люди мимо проходили, и только знакомый ваш помог. А потом отвязаться от него не могла.
– Так не смогла, что в любви признаваться начала? Быстрая ты, Мамаева.
– Да ты что? Я ему в любви не признавалась. Видела его второй раз в жизни. Скажешь тоже. Нужен он мне.
– Тогда чего ты с ним обжималась?
О, Господи! Со стороны именно так и казалось, что ли?
– Букет вместе держали. Он же тяжелый.
Вздохнув, Мирон забрал цветы из моих рук.
– А вы с ним… – неуверенно начала я. – Не ладите, да?
– А похоже, что ладим?
– Похоже, что вы хотите друг друга без почек оставить.
– Он хочет. Давно собирается. – На лице Мирона появилась какая-то зловещая ухмылка. – Мне на него плевать.
Серьезно?
Он сейчас серьезно говорит?
Что тогда в подъезде было? Мирон же чуть руку человеку не оторвал. Это называется плевать?
Да уж…
Еще говорят, что женской логики не существует. А про мужскую почему все молчат? Она где?
– Если плевать, тогда не надо было и в стену его швырять. Зачем тебе лишние проблемы?
Не подумал, что Прокудин может его подкараулить где-нибудь? И не один. С друзьями своими. Или заявление написать. У меня пульс участился от таких мыслей. Мирон, весь избитый на больничной койке… Или в зале суда. В клетке.
Руками себя обняла и, не сдержавшись, носом шмыгнула.
– Мамаева, ты чего? – Мирон наклонил голову, и мы встретились взглядами. – Василиса?
– Да ничего. О себе не думаешь, о маме своей хоть подумай. Представь, каково ей будет, если из тебя отбивную сделают. Или посадят. Герой, блин. Плевать ему!
Лифт открылся, и я уже было собралась выходить, но меня резко развернули, все так же удерживая за локти.
– Если хочешь знать, то сегодня первый случай, когда он меня довел. Раньше не особо хотелось марать руки об его морду. Сегодня очень хотелось.
Я завороженно смотрела, как Мирон двумя пальцами убирает прядь волос с моего лица. А затем улыбается.
Конечно, это ничего не значит, но…
У него такая красивая улыбка.
24.
–
Я сглатываю ком в горле, который стал размером с воздушный шарик. Внутри все сжимается. Дыхание сбивается, а голова начинает кружиться.
Надо собраться.
Нельзя превращаться в лужу. Потом. Когда дома буду. Одна, чтобы никто не увидел этого жалкого зрелища.
Честно, сложно.
Я ему хочу сказать, что в наше время только дураки кулаки в ход пускают, а он мне говорит, что хочет до бывшего моего добраться. Как тут сконцентрироваться?
Еще бы сказал, что он из-за меня Прокудина скрутил. Окончательно добил бы.
Стоп!
А может…
– Это я влияю? Так говоришь, будто из-за меня чуть Прокудина без руки не оставил. Я, между прочим, не до такой степени и дура. Понимаю, что у вас свои терки еще до меня были. А бывший… Я о нем и не думаю. Ты его чаще вспоминаешь.
– Ничего не могу с этим сделать. Прибить хочется.
– Почему? То есть забудь. Он этого не стоит. И вообще, в цивилизованном обществе люди давно решают свои проблемы посредством разговора. Необязательно давать волю кулакам. Одного скрутил, второго, а на третий раз скрутят тебя. Да так скрутят, что живого места не останется. Хорошо будет? Потом твоя мама мстить начнет, и, к моменту, когда тебя из больнички выпишут, пойдешь сразу же сухари для нее сушить. Головой думай, прежде чем что-то сделаешь. Взрослый же парень, а мыслишь как ребенок.
– Как запричитала. Смотри, Мамаева, я ведь могу подумать, что я тебе небезразличен.
Подняв голову, он, наверное, только сейчас понял, что лифт давно уже остановился.
Мы вышли, и, по-хорошему, мне надо было не вестись на провокацию и промолчать, но я не смогла.
– Мне небезразличен твой нос, – шепотом сдала себя. – Красивый же. Жалко будет, если сломают.
– Ну, я же тебе чай заваривал, когда ты болела. Так и ты будешь. А насчет носа моего не переживай, он крепкий. Да и Прокудин давно нарывался. Зато больше он к тебе не рискнет подкатывать.
Корнеев на мне метку поставил, что ли?
– С чего ты решил, что он подкатывал?
– Не слепой. Он и на пьянке Сухого пытался, но Гуляева ему помешала.
Получается, Мирон тогда заметил?
Это же…
Визжать можно или лучше сдержать порыв?
– А я думала, ты в тот момент по Оле своей скучал и никого вокруг не замечал, – задрав голову, выдала я. – Избавился от девчонки, а она, может, хотела продолжить веселье.
– Вот про нее чаще всего ты вспоминаешь.
Ох, черт.