Париж – это всегда отличная идея
Шрифт:
– Прости, – отец протянул руку и порывисто обнял меня – еще один признак того, что передо мной был не тот известный мне математик с консервативными взглядами. – Я просто… Я просто так счастлив. Что ты думаешь о том, чтобы быть цветочницей [1] на моей свадьбе?
– М-м-м… мне почти тридцать, – я старалась не выдать своего замешательства. Что же здесь происходит?
– У нас будет все, как полагается: шафер, подружки невесты, – и вы с сестрой смотрелись бы очень мило в одинаковых платьях. Может быть, что-то с блестками?
1
Цветочница
– Одинаковые платья? С блестками? – повторила я. Я изо всех сил пыталась понять смысл его слов, но не могла. Все ясно. Мой отец сошел с ума. Наверное, мне стоит позвонить сестре.
Я внимательно изучала его лицо, пытаясь определить, насколько именно он не в себе. Такие же карие глаза я видела в зеркале каждое утро, но если мои были тусклыми и унылыми, то его радостно сияли. Отец действительно выглядел счастливым.
– Ты серьезно? – вздохнула я и оглядела забитый пышными белыми платьями свадебный салон. Все вокруг казалось бессмысленным, и все же я находилась именно здесь. – Ты действительно не разыгрываешь меня?
– Нет, – вновь усмехнулся он. – Поздравь меня, орешек. Я женюсь!
Мне казалось, что моя грудная клетка начала сжиматься. Никогда, ни разу за последние семь лет я не думала о том, что мой отец снова женится.
– На ком? – спросила я. Этого не может быть… нет. Это же просто безумие.
– Челси? – папа выпрямился. Улыбка сползла с его лица, и он склонил голову набок – это был взгляд разочарованного родителя.
В жизни мне нечасто приходилось видеть этот взгляд, в отличие от моей младшей сестры Аннабель. Обычно он действовал на меня мгновенно, но не сегодня.
– Шери? Ты женишься на Шери? – я пыталась сохранить невозмутимость в голосе. И вот неудача: сделав шаг назад, я наступила на волочащийся конец своего шарфа и неуклюже шлепнулась на один из обтянутых бархатом стульев, часть этого оч-ч-чень дамского интерьера. Я подумала, что это даже хорошо, что я сижу, потому что, если отец ответит утвердительно, я могу упасть в обморок.
– Да, я сделал ей предложение, и она, к моей радости, согласилась, – еще одна счастливая, глупая улыбка появилась на его губах, как будто он просто не мог ничего с собой поделать.
– Но… но… она выиграла тебя на «Аукционе холостяков» две недели назад! – вскричала я. Я закрыла рот, чтобы не сказать большего. Например, что это решение выглядело поспешным до крайности.
К нам повернулась швея, которая помогала невесте подняться на подиум перед огромным трехстворчатым зеркалом. Ее темные волосы были собраны в хвост на макушке, а лицо было идеально очерчено. На ее фоне я почувствовала себя чучелом, так как на моем воскресном лице не было ни грамма косметики. В свою защиту могу сказать, что моей вины в этом не было, поскольку, когда я вышла из дома, чтобы встретиться с отцом, я понятия не имела, что по адресу, который он прислал, располагался свадебный салон. Я ожидала, что мы встретимся в неотложке (на самом деле я до сих пор сомневалась, что медицинская помощь нам не понадобится).
Глен Мартин, математик из Гарварда и всезнающий отец-ботаник, под натиском моей сестры Аннабель принял участие в «Аукционе холостяков» для лучшего бостонского
Все оживились, когда две светские львицы начали торговаться за хирурга, и проигравшая ударила победительницу по лицу своей картонной аукционной табличкой. Хорошо, что этот парень был пластическим хирургом, потому что после пореза бумагой определенно требовалась какая-то косметическая процедура.
Но мой отец и близко не пользовался такой популярностью среди дам. Никому не нужен был математик. Никому. После того как ведущий попытался продать папину кандидатуру, упирая на его академические заслуги, наступила мучительная тишина, и я уже собиралась сделать ставку на него сама, как вдруг Шери, миниатюрная брюнетка, подняла свою табличку. Улыбка благодарности, которую папа послал Шери, была ослепительной, и следующее, что я помню, – это шквал поднявшихся табличек. Но Шери не отступала и в конце концов получила свой выигрыш за 435,50 доллара.
– Иногда двух недель достаточно, – сказал папа.
Он пожал плечами и протянул руки, как крупье за карточным столом, показывая, что у него нет скрытых карт, фишек или наличных денег.
Я уставилась на него взглядом, в котором, я уверена, в равной степени прослеживались и шок, и ужас.
– Я знаю, что это сюрприз для тебя, Челс, но когда… – начал он, но я его перебила:
– Пап, я не думаю, что «Аукцион холостяков» – это основа для стабильных, длительных отношений.
– Признай, что история из этого получится отличная, – сказал он.
– Хм… нет, – я пыталась говорить разумно, как будто передо мной была математическая задача о ше- стидесяти арбузах, которые нужно засунуть в одну маленькую машину. Я широко развела руки и спросила: – Что ты вообще знаешь о Шери? Какой у нее любимый цвет?
– Понятное дело – розовый, – он посмотрел на меня с выражением всезнайки, которое чаще встречается у подростка, чем у взрослого мужчины. Хм-м.
– Хорошо, кто ты и что ты сделал с моим отцом? – я захотела проверить, нет ли у него температуры – возможно, у него грипп и он бредит.
– Это все еще я, Челс, – сказал он, ласково посмотрев на меня. – Я просто счастлив, для разнообразия.
Так ли это было? Так вот что в нем было такого необычного! Он был счастлив! Как он может быть счастлив с женщиной, которую едва знает? Возможно… О боже. Мой отец после смерти мамы жил затворником. Может быть, он наконец-то занялся «кое-чем» и перепутал это с любовью? О боже, как я должна была говорить с ним об этом?!
Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Все родители это делают. Конечно же я справлюсь с этим. Черт возьми, это будет отличная репетиция на случай, если я когда-нибудь заведу собственного ребенка. Я открыла глаза. В дальнем углу стояли три женщины в самых уродливых платьях цвета шартрез [2] , какие я когда-либо видела. Очевидно, это были подружки невесты, которая их ненавидела. На их месте могу оказаться и я, в блестящем розовом или сером платье, если не положу конец этому безумию.
2
Шартрез (фр. chartreuse) – оттенок желто-зеленого цвета (горчично-зеленый, цвет лайма или зеленого яблока).