Париж – это всегда отличная идея
Шрифт:
– Что с тобой случилось, орешек? – спросил он. – Раньше ты была девушкой с большим сердцем, ты хотела спасти весь мир.
Я ничего не ответила. Его разочарование и растерянность словно окатили меня ледяной водой.
– Я выросла, – сказала я. Но даже для моих собственных ушей это прозвучало как оправдание.
Он покачал головой:
– Нет, это не так. Совсем наоборот. Ты вообще перестала взрослеть.
– Ты что, издеваешься? За последние семь лет я собрала миллионы, чтобы помочь людям в борьбе с раком. И ты считаешь меня недостаточно взрослой? – спросила я. Во мне поднималась волна негодования. – Я пытаюсь изменить этот
– Это твоя карьера, – сказал отец. – То, что ты преуспела в своей профессии, не означает, что ты выросла как личность. Челс, посмотри на свою жизнь. Ты работаешь семь дней в неделю. Ты никогда не берешь отгулов. Ты не ходишь на свидания. У тебя нет друзей. Черт возьми, если бы у нас не было этих совместных завтраков раз в неделю, я сомневаюсь, что вообще видел бы тебя кроме как по праздникам. С тех пор как умерла твоя мать, ты эмоционально отгородилась от всех нас. Что это за жизнь такая?
Я повернула голову и посмотрела в окно на Бойлстон-стрит. Я не могла поверить, что для отца так мало значила моя работа. Я работала на АОО – Американское онкологическое общество. Я старалась изо всех сил, чтобы стать лучшим корпоративным фандрайзером [3] в организации, и, за исключением одного раздражающего меня коллеги, этот статус никто не подвергал сомнению.
Он вздохнул. Я не могла смотреть на него.
– Челс, я не говорю, что твои достижения не важны. Просто ты изменилась за эти несколько лет. Я не могу вспомнить, когда в последний раз ты приводила кого-то домой, чтобы познакомить с нами. Ты как будто закрылась от всех, с тех пор как мамы не стало.
3
Фандрайзер – человек, занимающийся поиском ресурсов для социальных, образовательных, культурных и благотворительных проектов.
Я резко повернула голову в его сторону. Как он осмелился вспоминать о моей матери спустя пять минут, как объявил, что снова женится?
– Челс, ты здесь! – раздался голос из примерочной на противоположной стороне магазина. Я отвела взгляд от папы и увидела свою младшую сестру Аннабель, стоявшую в платье из ярко-розового атласа и тюля, отделанном широкой полосой сверкающих кристаллов.
– Что. Это. Такое? – Я перевела взгляд с Аннабель на отца и обратно. Кристаллы отражали флуоресцентный свет над головой. От этого перед глазами у меня появились пятна или, возможно, это были признаки инсульта. Трудно сказать.
– Это платье! – взвизгнула Аннабель. Затем она повернулась к нам. Длинная тюлевая юбка веером выбивалась из облегающего атласного лифа, а длинные темные кудри Аннабель ниспадали волнами. Она была похожа на сумасшедшую сказочную принцессу. – Тебе оно нравится, ты от него в восторге?
– Нет, оно мне не нравится. Оно слишком розовое, слишком пышное, и вообще это все слишком! – воскликнула я.
Швея посмотрела на меня так, словно собиралась вытащить несколько булавок из подушечки, прикрепленной к ее запястью, и проткнуть меня несколько сотен раз.
Я немного понизила голос:
– Вы что, оба сошли с ума? Серьезно, что, черт возьми, происходит?
Аннабель ошарашенно остановилась. От резкого поворота ее голова закружилась, и она слегка качнулась на ходу, больше похожая на пьяную принцессу, чем на сказочную.
–
Аннабель схватилась за спинку стула, чтобы не упасть:
– Под словом «такое» ты имеешь в виду платье или свадебную церемонию в целом?
– Конечно же я имею в виду всю эту историю со свадьбой, – проворчала я. – У папы явно кризис среднего возраста, а ты просто идешь у него на поводу. Честное слово, Аннабель, неужели ты не понимаешь, что все это чрезвычайная ситуация?
Аннабель недоумевающе моргнула:
– В чем чрезвычайность ситуации? Папа женится. Это потрясающе. Кроме того, я чувствую свою личную заинтересованность, учитывая, что именно мой аукцион свел папу и Шери вместе.
– Потому что ты, как и папа, совсем спятила! – за- явила я. – Двух недель недостаточно, чтобы решить, выходить тебе за кого-то замуж или нет. Боже мой, да даже на получение паспорта уходит больше времени. О чем ты только думаешь, поддерживая эту безумную идею?
– Челс, это несправедливо, и ты это знаешь, – сказал папа.
Должно быть, в глазах у меня был гнев, потому что, посмотрев на меня, отец немедленно сменил тактику, и выражение его лица тотчас смягчилось.
– Когда ты перестала впускать любовь в свое сердце? – спросил отец. Его голос стал мягче и наполнился родительским беспокойством, оно давило, будто туфли, которые были слишком малы, но я игнорировала эту боль. Он не имел права судить меня, в то время как сам собирался жениться на женщине, которую едва знал. – Челс, ты и в самом деле хочешь прожить свою жизнь именно так? Не иметь никого, с кем можно ее разделить? Лично я этого не хочу.
Я отвернулась к окну, отказываясь отвечать. Со вздохом разочарования отец вышел за дверь. Я наблюдала, как его отражение в стекле становилось все меньше и меньше, по мере того как он уходил. Я не могла вспомнить, когда мы в последний раз спорили, бросая друг другу резкие слова, гноящиеся, словно язва. С тех пор как умерла мама, осознание того, насколько драгоценна жизнь, присутствовало постоянно, и мы всегда, всегда говорили друг другу «я люблю тебя» на прощание, даже когда не ладили.
Я подумала о том, что надо бы побежать за ним и сказать, что мне жаль, что я счастлива за него и Шери, но это было бы ложью, к тому же я знала, что я недостаточно хорошая актриса, чтобы притвориться как следует. Я просто не могла заставить себя это сделать. Вместо этого я опрокинула второй бокал коктейля, потому что от коктейлей, в отличие от семьи, всегда знаешь, чего ожидать.
Глава вторая
Подожди меня здесь, – сказала Аннабель, – я переоденусь, и мы поговорим, ладно?
Я промолчала. Не обращая на сестру совершенно никакого внимания, я поставила пустой бокал на ближайший столик, вышла из свадебного салона и тоже двинулась прочь, но в противоположном направлении. Это было ужасно грубо, и я прекрасно это понимала, но я была совершенно раздавлена и не могла ни с кем сейчас говорить.
Вскоре после этого стали поступать телефонные звонки. Дважды звонила Аннабель. Трубку я не брала. Трижды она писала мне сообщения. Я их не читала. Аннабель даже пыталась связаться со мной по видеочату. Нет, просто нет. Я была слишком разгневана – хотя, может, это не совсем точное слово. Растеряна? Близко, но тоже не совсем точно.