Парижская вендетта
Шрифт:
— Ого! — воскликнул ученый, перевернув последнюю страницу. — Потрясающе!
Сам Малоун уже изучил причудливо выведенные на ней темные поблекшие буквы. Теми же чернилами были написаны и римские цифры.
— Вы знаете, что это?
Профессор покачал головой:
— Понятия не имею.
Сэм решил вступиться за Меган.
— Ей не нужно ничего доказывать. Вы ведь пришли сюда? По-моему, этого больше чем достаточно.
— Ладно, ладно, — усмехнулась Стефани. — Мистер Коллинз наконец-то начал рассуждать как сотрудник Секретной службы.
Ему
— Вы читали сайт Меган, — начал Сэм. — И мой. И бог знает чьи еще. Значит, дело нечисто. Происходит что-то важное. Это многие заметили.
— Все проще простого, — отозвалась Стефани. — Мы хотим засадить членов Парижского клуба за решетку.
Ее словам Сэм не поверил.
— Нет, все гораздо серьезнее, сами знаете.
Молчание Нелл лишь укрепило его подозрения. Впрочем, она права: не стоит рассказывать лишнего.
Тепло одетые посетители нескончаемым потоком поднимались по лестнице на первую платформу. Между железных решеток туда-сюда ездили лифты: то на второй уровень, то обратно. Весело гомоня, большая группа людей направилась в ближайший ресторан. Вокруг, сплетаясь, точно паутина, поднимались в небо коричневато-серые балки, а между ними гулял ледяной ветер.
— Боюсь, узнать, о чем пойдет речь на собрании Парижского клуба, вам не удастся, — заметила Меган. — Ставить прослушку бесполезно. Помещения всегда обыскивают до, во время и после встреч. Так говорит мой источник.
— «Жучки» нам не понадобятся, — обронила Стефани и улыбнулась пристально взглянувшему на нее Сэму. От этой улыбки у Коллинза екнуло сердце. — Вы когда-нибудь работали официантами?
ГЛАВА 40
Ларок нравилось беседовать с Торвальдсеном. Интересный, остроумный, время на светскую болтовню не тратит, слушает внимательно, информацию запоминает, ловко раскладывает факты по полочкам и быстро делает выводы.
Точь-в-точь как она.
— Наполеон понимал, что война только на пользу обществу, — говорила Элиза. — Перед лицом нависшей угрозы лучшие умы государства становились изобретательней. Благодаря новым технологиям увеличивалась производительность предприятий. Народ охотнее подчинялся. Напуганные граждане были готовы снести от правительства что угодно, лишь бы их защитили. Впрочем, от войны чересчур много разрушений, да и терпение людей небезгранично. А уж враги Наполеона постарались на славу! Все неожиданно зашло настолько далеко, что император утратил контроль над страной.
— Война — полезна? — Датчанин вскинул брови. — В голове не укладывается! Едва ли сыщутся плюсы на все ее минусы.
— Да, конечно, смерть, разор, опустошение, убытки… — согласилась Ларок. — Но ведь войны существовали всегда. Почему же столь вредное явление живет и здравствует тысячи лет? Да потому что действенно! Все величайшие человеческие достижения — плоды тех самых разрушительных войн. Вспомните Вторую мировую. Мы научились расщеплять атом, полетели в космос. Я уже не говорю о более мелких открытиях в области электроники, естествознания, медицины, машиностроения… И весь этот прогресс на фоне беспрецедентной бойни!
Торвальдсен кивнул.
— В ваших словах есть доля истины.
— На самом деле влияние войны еще существенней, герр Торвальдсен. Возьмем, к примеру, историю США. Экономика
— Вы, похоже, тщательно изучили этот вопрос, — проронил датчанин.
— Разумеется, — серьезно ответила Элиза. — По-моему, все яснее ясного. Благодаря войне обществом можно спокойно управлять. Перед лицом внешней угрозы у людей нет иного выбора, кроме как подчиняться. Конец войне — конец национальному суверенитету. Пожалуй, первым до этой мысли дошел Наполеон. И претворил ее в жизнь.
Зал ресторана потихоньку пустел. Посетители, закончив обед, прощались друг с другом и расходились по своим делам.
— Наполеон собирался завершить войну и перевести общество в режим мирного существования, — продолжала Ларок. — Не только во Франции, но и на завоеванных территориях. Однако войну требовалось чем-то заменить. А чем? Наполеону не повезло — в то время подходящих суррогатов не существовало.
— И чем же можно заменить войну?
Элиза пожала плечами.
— Подобрать замену сложно, но возможно. Нужен альтернативный враг — существующая или потенциальная опасность, против которой народ охотно сплотится. Например, угроза всеобщей гибели от ядерного оружия. На этом строилась «холодная война». Противники и пальцем друг друга не тронули, зато тратили миллиарды на подготовку к грядущим боям. Правители тогда жили припеваючи. Федеральный резерв США рос как на дрожжах. С тысяча девятьсот пятидесятого по тысяча девятьсот девяностый западная цивилизация достигла небывалых высот развития. Благодаря «холодной войне» человек ступил на Луну. По-моему, достойная замена войне реальной.
— Я вас понял.
— С противостоянием другим опасностям-заменителям уже сложнее. — Элиза нахмурилась. — За последние годы все перепробовали: глобальное потепление, дефицит продуктов, контроль над пресной водой, — однако ни одна из этих угроз не сумела устрашить и мобилизовать народ. Могли бы сработать программы по здравоохранению, образованию, кампании по строительству муниципального жилья, транспорту — широкомасштабные, всеохватные, — чтобы все население увлеченно следило за успехами, чтобы деньги текли в это русло рекой. Только вряд ли правительство займется подобным проектом. Даже малюсенькая война — дело затратное. И хотя здравоохранительные программы с программами социального страхования съедают огромные суммы, с расходами на подготовку и содержание армии их не сравнить. Они не столь разорительны, как война, и никогда ее не заменят.
Торвальдсен рассмеялся.
— Вы сами-то понимаете, какая это бессмыслица?
— Отлично понимаю. Но переход к миру — процесс сложный. Оставим пока вопрос управления, вспомним о коллективной агрессии. Ее ведь нужно куда-то направить.
— Как делали римляне? Гладиаторские игры и жертвоприношения в Колизее?
— Да, умный был народ, — сказала Ларок. — Все то, о чем я сейчас рассказываю, они применяли на практике. Общество находится в состоянии мира, нужно избежать раскола внутри страны — как быть? Вместо войны они предложили людям игры. В результате Римская империя процветала не одно столетие.