Парижская вендетта
Шрифт:
Датчанина ее рассказ явно заинтриговал.
— Да, герр Торвальдсен, — продолжала она, — даже античные монархи понимали, что в состоянии мира подданные не потерпят того, на что охотно согласятся, если на пороге маячит война. Это отчасти верно и в отношении современных демократических государств. Возьмем снова, к примеру, Америку. В пятидесятых годах из страха перед коммунизмом страна позволила властям пренебречь Первой поправкой к Конституции. До свободы ли слова, когда из-за океана якобы грозит ракетами Советский Союз? И после событий одиннадцатого сентября две тысячи первого года
— Или, по крайней мере, ощущение безопасности.
Элиза улыбнулась.
— Именно. Правдоподобная внешняя угроза позволяет правителю расширять свои полномочия. До тех пор, пока общество верит в ее реальность. — Она выдержала паузу. — И на этом можно грандиозно заработать.
— Плохо, что надпись ни о чем нам не говорит. — Малоун указал на загадочное послание в конце книги. — Хенрику наша неосведомленность не понравится.
Доктор Мюра сосредоточенно рассматривал непонятные строки.
— Есть у меня одна мысль… Идемте в Лувр. Проверю кое-что.
Судя по всему, Элиза серьезно поработала над своим проектом. Внимательно выслушав ее объяснения, Торвальдсен решил перевести разговор на Эшби.
— Вы не спросили меня о проблемах с утечкой информации, — дружелюбно заметил он.
— Я думала, вы сами заведете разговор, когда будете готовы.
Медленно потягивая вино, Торвальдсен собрался с мыслями.
— Эшби должен около тридцати миллионов. Большая их часть — ничем не обеспеченные личные займы под весьма высокие проценты.
— На мой взгляд, лорд Эшби честен и предан делу, — возразила Ларок. — Он выполнил все мои поручения.
— Лорд Эшби — вор. Как вам хорошо известно, несколько лет назад он водил тесную дружбу с коллекционерами краденых предметов искусства. Многие его приятели в конце концов очутились на скамье подсудимых…
— Причастность лорда Эшби не доказана.
— Это его не оправдывает. Он из той же компании, я точно знаю, — сказал датчанин. — И вы знаете. Поэтому он — член вашего клуба.
— И отлично справляется с обязанностями. Например, сейчас он в Париже, разыскивает важное свидетельство — главный ключ к разгадке. За это, герр Торвальдсен, я могу простить очень-очень многое.
Малоун и профессор Мюра спустились на эскалаторах в недра стеклянной пирамиды — в гудящий, точно улей, вестибюль, где в ожидании экскурсии толпились туристы. Интересно, куда ведет его ученый? К счастью, тот обогнул длинные очереди у кассы и направился в двухэтажный книжный магазин.
Тысячи красочных томов были рассортированы по эпохам и странам. Мюра сразу повернул к обширной французской секции, а точнее, к столам со стопками книг по наполеоновскому периоду.
— Отличный магазин, я часто тут бываю. Здесь много малоизвестных учебников, которые днем с огнем не найти.
Как
Мюра быстро просматривал заглавия.
— Я могу помочь?
— Мне нужна книга об острове Святой Елены, она на французском, — ответил ученый, скользя глазами по россыпи томов. — Несколько недель назад я чуть ее не купил, но… — Нагнувшись, он вытянул из стопки книгу в твердом переплете. — Вот! К сожалению, очень дорогая. Поэтому я предпочел восхищаться ею издалека.
Малоун улыбнулся. Мюра ему нравился, нравилась его простота.
Отыскав в книге нужную страницу, ученый попросил Коттона открыть загадочную надпись.
— Так я и думал! — Профессор ткнул пальцем в роскошный том. — Это фотография записей Наполеона, сделанных им в ссылке. Как известно, со временем почерк у императора испортился до невозможности, и многие его черновики переписывал камердинер Сен-Дени. Видите? Образцы почти идентичны.
Малоун перевел взгляд с одной книги на другую. И правда, похоже. Та же округленная «М»… Выпуклая «Е»… Изогнутая «F»… Странная «А», похожая на наклонную «D»…
— Значит, послание в книге о Меровингах оставил Сен-Дени?
— Нет.
Коттон озадаченно смотрел на ученого.
Тот развернул к нему снимок.
— Прочитайте подпись к фотографии.
Ну, конечно!
— Это почерк Наполеона?
Мюра, кивнув, указал на том из Дома Инвалидов.
— Текст император написал сам, потому специально и оговорил в завещании, что оставляет книгу Сен-Дени. В общем, запись имеет большое значение.
Малоун вспомнил рассказ датчанина о разговоре Эшби и Кэролайн Додд — о том, как любовница удивилась, отыскав письмо, написанное рукой императора, — и вкратце изложил это ученому.
— Я думал о том же, — отозвался профессор, скользя взглядом по странным буквам и пометкам Наполеона Бонапарта. — Хенрик мне говорил… Ужасно любопытно…
— Тут какие-то указания, — убежденно произнес Малоун.
Решив задеть Элизу Ларок побольнее, Торвальдсен вкрадчиво поинтересовался:
— А если лорд Эшби не раздобудет то, что вы просили?
Она пожала плечами.
— Кроме моего предка, клад Наполеона никто особенно не искал. Вроде бы история об императорских сокровищах из области мифов. Надеюсь, это все-таки не миф. Если Эшби ничего не отыщет — не его вина. По крайней мере, он старается.
— Он лжет вам относительно своего финансового положения, — напомнил датчанин.
Пальцы Ларок коснулись бокала с вином.
— Да, это плохо. Я огорчена. — Она помолчала. — И все же хотелось бы доказательств.
— Что, если Эшби найдет сокровища, а вам не скажет?
— Ну, этого я не узнаю, — усмехнулась Элиза.
— Не узнаете, — согласился Торвальдсен.
— К чему хождение вокруг да около? — Она взглянула ему в лицо. — Вам что-то известно?
Датчанин мысленно улыбнулся: наконец-то уловила намек!