Парижская вендетта
Шрифт:
— Но я мог обойтись без веревки! И, как видишь, прекрасно справился.
— А если бы не удержался? Нога соскользнула? Или свело судорогой мышцу? — Судя по коротким отрывистым репликам, Норструм был сердит или, по крайней мере, расстроен. — Ты бы упал. Покалечился. Разбился насмерть. Какой толк от такого риска?
Сэм переварил его речь, обдумал упрек — и в уме сложился правильный ответ. Ему не хотелось огорчать Норструма. Да,
— Прости. Я поступил глупо.
Норструм сжал его плечо.
— Запомни, Сэм, — глупость убивает.
И вот сейчас, когда Меган бросила ему в лицо три вопроса, у Сэма в мозгу колокольчиком прозвенело предупреждение Норструма. Урок наставника семнадцать лет назад он усвоил хорошо.
Глупость убивает.
Вчера в музее он об этом забыл.
Зато сегодня помнит.
Стефани Нелл отправила его на рискованное задание. Значит, надо все взвесить и рассчитать.
Никакого безрассудства.
— Меган, я буду осторожен. И ты веди себя осмотрительно.
ГЛАВА 42
Лондон
14.40
Эшби бросил взгляд на часы: от Хитроу до Сален-холла «Бентли» ехал чуть больше часа. Вокруг поместья трудились рабочие, несмотря на то что фонтан с морским коньком, искусственный пруд и водопад зимой ухода не требовали. С XVIII века облик особняка не менялся, реконструкция коснулась лишь кухни и крыла для прислуги, да конюшню пришлось расширить. В целости сохранились даже лес и пастбище. Когда-то здесь на многие мили тянулись болота, но его предки сумели с ними совладать. Засеяли долину травой, разделили заборами. Эшби гордился красотой поместья — и независимостью: немногие британские аристократы могли содержать особняки, не принимая туристов.
Нет, его дом никогда не станет музеем!
«Бентли» остановился в конце гравиевой дорожки. Яркие лучи солнца золотили оранжевый кирпич, отражались в окнах. Вооруженные секирами огромные горгульи злобно смотрели вниз, будто предупреждая незваных гостей: не суйтесь!
— Мне нужно кое-что проверить, — сказала Кэролайн Додд, когда они вошли в дом.
А ему нужно кое-что обдумать… Пройдя с мистером Гилдхоллом в кабинет, он тяжело сел за стол. Не день, а катастрофа.
За время короткого перелета из Парижа в Лондон Эшби не проронил ни слова. Оттягивал неизбежное. Лишь теперь он отважился набрать мобильный номер Элизы Ларок.
— Надеюсь, у тебя снова хорошие новости, — сказала она.
— Если честно… плохие. Книги на месте не оказалось. Может, ее убрали на время реставрации? Нужную витрину с экспонатами я нашел, но книги о Меровингах там не было.
— Странно. Мне предоставили конфиденциальную информацию.
— Книги действительно не было! Можно еще раз уточнить?
— Конечно.
— Поговорим завтра с глазу на глаз перед собранием?
— Я поднимусь на башню к половине одиннадцатого.
— Тогда
Повесив трубку, он взглянул на часы.
Через четыре часа встреча с американским агентом-связником. Хорошо бы последняя: уж очень выматывало лавирование между двух огней. Надо наконец заняться кладом Наполеона. Чертовы американцы! Забрали книгу, а там, наверное, ключ.
Придется вечером поторговаться.
Завтра будет поздно.
Отключив связь, Элиза вернулась мыслями к разговору с Хенриком Торвальдсеном. Что он там предсказывал? «Полагаю, вам он сообщит, что раздобыть книгу не удалось. Не было, не нашел… В общем, выкрутится». А перед уходом из ресторана еще раз повторил. «Вам решать, правда это или ложь».
В Париже Ларок жила в Маре неподалеку от места собраний клуба, в доме своего детства — элегантном фамильном особняке, принадлежащем семье с XIX века. Информаторы из французского правительства заверяли ее, что нужная книга в музее. Не слишком ценная реликвия, примечательная лишь тем, что Наполеон когда-то держал ее в руках и упомянул в завещании. Много вопросов информаторы не задавали. И о пропаже не спросят: давно усвоили, что молчание щедро оплачивается.
Что же делать с Торвальдсеном? Эта мысль терзала Элизу с момента окончания обеда в «Гран Вефур». Возникший из ниоткуда датский миллиардер огорошил ее такими новостями, какие мимо ушей не пропустишь. Он явно в курсе дел. И относительно его намерений оракул дал положительный прогноз, и слова об Эшби подтвердились. Нельзя игнорировать столь откровенные знаки свыше.
Ларок набрала номер Торвальдсена и в ответ на его приветствие с ходу объявила:
— Я предлагаю вам вступить в наше сообщество.
— Очень щедро с вашей стороны. Полагаю, лорд Эшби не оправдал надежд?
— Скажем так, я обращу на него особое внимание. Вы свободны завтра? У нас важное заседание клуба.
— Евреи Рождество не празднуют.
— Я тоже. Мы встречаемся в одиннадцать, на первой платформе Эйфелевой башни в «Саль Гюстав Эйфель». Там прекрасный банкетный зал. А после собрания пообедаем.
— Чудесно!
— Тогда до завтра.
Элиза отложила телефон.
Итак, завтра…
Как давно она предвкушала этот день! Скоро компаньоны узнают хранимую в ее семье тайну пергаментов. Кое-что она уже объяснила за обедом Торвальдсену. Только о предостережении умолчала. Стимулировать основанное на мире общество политическими, социологическими, экологическими, научными и культурными угрозами, как показал опыт, если и можно, то недолго. Не нашлось пока убедительной, по-настоящему пугающей замены войне. Разве что черная чума. Но связываться с неуправляемой опасностью неясного происхождения рискованно.
Угрозу нужно держать под контролем.
В том и суть: запугай людей, а на их страхе сделай прибыль. Чем проще действовать, тем лучше. Создай угрозу сам — и сможешь регулировать опасность, точно свет люстры диммером. Одни плюсы! Слава богу, в современном мире уже есть реальный враг, приводящий общество в ужас.
Терроризм.
В Америке, как она рассказывала Торвальдсену, сработало, значит, сработает везде.
Завтра выяснится, лгут пергаменты или все верно.
Она сделает то, что намеревался сделать Наполеон.