Пароль - Балтика

Львов Михаил Львович

Но это позднее, а пока шла осень тысяча девятьсот сорок четвертого года.

Счастье великое - дети

...Как-то в штаб вызвали Шишкова и Иванова.

–  Получите спецзадание, - сказал Борзов. Летчик и штурман вынули карты моря.

–  Карты потребуются другие, - улыбнулся Иван Иванович, - на Ленинград.

Шишков и Иванов удивленно переглянулись.

–  Да, Ленинград, - повторил Борзов. - Надо перегнать в ремонт торпедоносец, подучить другой и забрать в штабе фронта материалы для полка.

Борзов многим летчикам давал краткосрочные отпуска для восстановления сил. И это задание не являлось исключением: в последнее время напряженно воевал Шишков, а Иванов

трижды попадал под жестокий огонь, падал на поврежденной машине, был ранен. Борзову и самому следовало бы отдохнуть. Он похудел, нервы на пределе. К тому же в Ленинграде находилась жена. Побывать. дома за время войны довелось лишь однажды летом, Вошел тогда в квартиру, а на столе его ждала записка:

"Ваня, я на фронте, адреса нет, все время в разъезде, Скоро, возможно, буду неподалеку от твоего полка. Вырвусь обязательно. Жди. Целую крепко. Твоя Клава". А как хотелось бы увидеться! Сейчас Клава, конечно,. дома - в середине сентября пришла телеграмма: родилась дочь.

...В одно время намечался их вылет: Борзов - на топмачтовый удар, Шишков - в Ленинград. Борзов подозвал Иванова. Сказал, застегивая шлемофон:

–  Николай Дмитриевич! Если можешь, забеги на минуту ко мне, навести наследницу...

–  О чем речь, товарищ командир.

–  Счастливого пути.

–  Вам счастливого боя, - ответил Николай, убирая " планшет адрес Клавдии Николаевны.

Борзова любили летчики и за его судвбу беспокоились больше, чем за свою жизнь. Однажды с Иваном Ивановичем произошел такой случай. Встречая возвращавшиеся из далекого рейда торпедоносцы, гвардейцы увидели, что на командирской машине разбито переднее стекло кабины. Решили: Борзов ранен. Мгновенно появились носилки.

Торпедоносец с бетонной взлетно-посадочной полосы зарулил на стоянку. Летчики, инженеры, техники ринулись было в самолет, но в проеме показался командир полка. Его лицо, шлем и китель были залиты кровью. Борзов мгновенно оказался на руках товарищей, притихших и встревоженных. Глаза командира, обычно строгие, смеялись.

–  Не надо, не надо, - говорил летчик, - я не ранен... Оказалось, во время крейсерства, когда цель была уже обнаружена, какая-то большая птица врезалась в самолет. Удар оказался настолько сильным, что лобовое стекло разбилось. Кровь погибшей птицы и залила летчика. Ветер ворвался в кабину, мешая управлению. И все же Иван Иванович точно вывел торпедоносец на боевой курс. Труднее было строить противозенитный маневр, тем более, что глаза залило кровью и летчик не сразу понял, что произошло. Атака, как всегда, была проведена блестяще. °OTOKaMepa засвидетельствовала гибель еще одного фашистского транспорта, груженного боевой техникой и живой силой.

...Иванов побывал на квартире командира. Передал привет и плитку шоколада: 

–  Больше ничего не успел Иван Иванович передать... Как назвали дочку, Клавдия Николаевна?

–  Поля, Полина, - ответила Клавдия Николаевна, - в честь сестры Ивана Ивановича.

Скоро и сам Борзов побывал в Ленинграде. День выдался трудный: совещание в штабе фронта длилось долго. Только вечером взял на руки дочку...

Человек, пожалуй, суровый, Борзов с нежностью говорил о матери. В его партбилете всегда лежала ее маленькая карточка. Начальство во многих аттестациях отмечало самостоятельность, прямоту и честность Борзова. Иван Иванович как-то сказал, что если эти качества у него есть, то от матери. Одно она требовала - чтобы сын учился, как следует. И он учился так, как хотела мать, - всю жизнь. Окончил школу, техникум, аэроклуб, летное училище. На войне Иван Иванович учился летному мастерству. Иван Иванович никогда не забывал о матери,

как мог, помогал ей, с фронтовыми авиационными оказиями посылал ей гостинцы, писал трогательные и нежные письма, в которых как бы отчитывался за свою боевую работу. Давно, с сорок первого, не был Борзов в Москве. А в сорок четвертом умерла мать. Никогда не обращался он с личными просьбами, а тут попросил у командующего разрешения проститься с матерью. В самолете вместе с мужем в Москву летела и Клавдия Николаевна.

...Много случаев из боевой жизни Борзова приходит на память. Как-то вернувшись из боя, Борзов у посадочного знака встречал экипажи. По что это? К аэродрому приближался самолет с полуоторвавшейся миной под фюзеляжем. Значит, поврежден вражеским огнем замок. А может быть, и летчик ранен. Страшное несчастье может вызвать взрыв морской мины.

Все укрылись, кроме Борзова и матроса-стартера.

–  Товарищ командир, - сказал матрос, - а вы?

–  Нам с вами придется побыть здесь - ведь мы на посту! - ответил командир полка.

Эти секунды проходили медленнее, чем на боевом курсе, под ураганным огнем. Каждое мгновенье могла разразиться катастрофа, а командир полка, которому в начале войны самому пришлось садиться с миной под самолетом, внешне спокойно стоял у посадочного знака. Матрос восхищался подполковником и сам перестал волноваться. Ни один мускул не дрогнул на лице Борзова. Неторопливым движением руки он словно вел летчика на посадку.

–  Спокойно, спокойно, сынок! Никогда раньше он так не говорил. Позднее у Борзова спросили: мог ли он помочь лейтенанту?

–  Мне хотелось быть там, за штурвалом поврежденного самолета. Это легче, чем переживать за своего летчика. Я и был с ним, и лейтенант потом сказал, что, увидев командира у посадочного знака, обрел уверенность.

По возрасту Борзов не подходил в отцы своим летчикам, но по боевому опыту командир был для них батей.

...Было у командира Борзова любимое словечко - соколики. Употреблялось оно со множеством оттенков - от похвалы до возмущения. Как благодарность воспринималось, когда Иван Иванович скажет по-отцовски: "Хорошо сработали, соколики". Ну, а если спросит: "Куда, соколики, бомбы сбросили?" - для летчика хуже нет наказания. Как-то и я попал под его многозначительное словечко:

–  Все, соколик, хватит летать!

Оказалось, на Ленинградском фронте кинооператор хотел с борта бомбардировщика заснять удар по укрепленному пункту врага и погиб. Я возразил: в воздухе выполняю обязанности не корреспондента, а стрелка. Подошедший к нам командир дивизии полковник М. Куроч-кин поддержал меня.

–  Посмотрим, как вы стреляете, - сказал Иван Иванович.

В юности я был чемпионом Москвы по стрельбе, позднее чемпионом Балтфлота. В полку меня тренировали мастера воздушной стрельбы Анатолий Иванов (стрелок-радист экипажа Борзова) и штурманы Виктор Бударагин л Николай Иванов. И все-таки волновался, стреляя в присутствии Ивана Ивановича. Получилось нормально.

–  Разрешаю, соколик, летать на любое задание, с любым летчиком.

Недавно Алексей Скрябин писал мне: "Мы удивлялись, почему ты на торпедный или бомбовый удар летал, как правило, с нами, молодыми". Очевидно, нравились их задор и удаль...

Доверяй, но проверяй

Командующий флотом адмирал В. Ф. Трибун, чтобы глубже осмыслить тактику противника и лучше представить работу торпедоносцев, послал в полк контролеров. Как говорится, доверяй, но проверяй.

–  По вашим боевым донесениям видно, что экипаж Шаманова потопил за короткий срок несколько судов противника, - сказал инспектор Борзову. - С Шаманова и начнем...