Партизанская богородица
Шрифт:
— Ну ладно. Ты про дело сперва. Пошто Роман не приехал?
— Ой, братка, забрали его. Вчера увели в каталажку. А седни с утра по слободе рыщут. На дорогах постовые. Я по задам ушла. И то, кажись, заметили...
— По тебе стреляли?
Палашка дернула плечиком.
— Не знай. Мимо уха пролетела, не успела спросить. Пес ее знает... А дедушка Семен Денисыч велел тебе сказать, чтобы ехал седни в завод. Слышь, — она понизила голос, хотя, кроме их троих, на много верст кругом не было ни одной живой души, — партизаны должны подойти.
— Бугрова, — поправил Сергей.
— Вот-вот, Бугрова. Семен Денисыч и велел: скажи ему, что надо ему быть в заводе. Только сказал, чтобы домой не ходил, а к нему прямо.
Лицо Сергея построжело.
— Лиза знает?
— Что ты, братка! Или я не понимаю! — обидчиво воскликнула Палашка. И тут же спросила с обычной живостью: — Сейчас поедете?
Сергей, чуть сдвинув рыжеватые брови, пристально посмотрел на Корнюху.
— Тебе, парень, однако, остаться надо.
— Сергей Прокопьич! — взмолился Корнюха. — Неужто я там не сгожусь! — рывком поднял двухаршинный сосновый кряж и с силой шваркнул его о землю.
Сергею и самому не хотелось обижать товарища.
— Опять же, оружие негоже без догляду бросать.
— Сергей Прокопьич, — еще жалобнее повторил Корнюха, хотя уже понял, что не хватит совести у Сергея оставить его здесь, — кто станет в пустом шалаше шариться!
— Да и ветка [2] троих не подымет, — продолжал Сергей, сам прикидывая, сколько времени займет двойная переправа.
— Подымет! — сказала Палашка решительно.
Корнюха готов был ей в ноги пасть.
2
Ветка — местное название мелкой лодки в Сибири.
— Ну, коли так, тогда уху варить! — распорядился Сергей. — С пустым брюхом в дорогу скучно. Хлеба-то привезла?
— А то нет, — с достоинством ответила Палашка и ткнула в бок повеселевшего Корнюху: — Ну, рыбак, где твоя рыба?
— Рыба будет! — Корнюха подхватил с земли плетенку, подбросил ее вверх, поймал на лету и, вконец осмелев, кивнул Палашке:
— Пошли!
— Сети все сыми, — сказал вдогонку Сергей.
Корнюха обернулся.
— Поди, в одной на уху достанет.
— Сколь уж там будет. А сыми все!
— Там и развесить? — спросил Корнюха.
— Сюда неси.
Корнюха хотел еще что-то сказать, но понял: не зря заставляют его тащить мокрые сети, — и согласно мотнул головой. Шагнул к Палашке, намереваясь обнять ее, но она, прыснув, увернулась и побежала от него.
— Чего кинулась? Не там сети-то! — рассердился Корнюха.
— А ты не балуй!
Но, видно, не очень она боялась его. Подошла и усмехнулась:
— Чего встал-то? Пошли!
В одиночестве легче собраться с мыслями... А мысли разбегаются надвое. И не знает Сергей, то ли радоваться вестям, привезенным Палашкой, то ли тревожиться...
Партизаны
Рыбы было столько, что Палашке одной бы и не донести. И несли они наполненную с верхом плетенку вдвоем. Другой рукой Корнюха придерживал перекинутые через плечо мокрые сети.
— Добрый улов! — похвалил Сергей, когда Палашка высыпала рыбу на траву, неподалеку от едва курившегося костерка.
Серебристые сорожки и ельцы, которых было больше всего, уже уснули. Нарядные полосатые окуни топорщились и подпрыгивали. Изогнувшаяся полукольцом пятнистая щука судорожно заглатывала воздух.
— Сети развесить? — спросил Корнюха.
— Неси в лодку, — ответил Сергей, — и рыбу туда же. Ты, сеструха, отбери на уху окуньков покрупнее, а остальную сложи в плетенку. Он за одним в лодку отнесет.
— Потом и унесем, — возразил Корнюха.
— Неси, пока светло. Потом темень будет. Месяц еще не народился. Да уложь там как следует. Сети в нос, рыбу в корму.
Пока Корнюха ходил к лодке, Сергей принес хворосту, взбодрил костер, а Палашка примостилась на сосновом сутунке чистить рыбу.
Уколола руку и сказала с досадой:
— До чего же этих окуней скрести муторно!
— Зато уха хороша, — заметил Сергей, достал из шалаша ведерко и пошел по воду.
Уха — круто посоленная, заправленная пером полевого лука и молодой картошкой — удалась на славу.
— Эх, ушица! — крякнул Корнюха, хватив с пылу горячей. — К этой ушице бы стакашек первачу!
— Может, спиртику? — подсказал Сергей.
Корнюха только вздохнул.
— Молодец, сеструха! — похвалил и Сергей. — Муженька наживешь, за таку стряпню на руках носить будет.
— Только за стряпню? — скромно спросила Палашка.
— Я бы... — начал было Корнюха, но Палашка тут же строго цыкнула на него:
— Ну, ты! Скажу вот Варьке, что на меня глаза пялишь, она тебе даст выволочку.
— Что мне Варька? — возмутился Корнюха. — Что есть, что нет!
— Знаем мы вас. Все такие. «Что есть, что нет!» — передразнила Палашка. — A при ней про меня так же скажешь.
— Палаша! Да я...
— Помолчи! — оборвала Палашка. — А то костью подавишься. Возись тогда с тобой.
Корнюха, наконец, догадался, что словом эту языкастую не перешибешь. Сплюнул сердито в сторону и еще старательнее заработал ложкой.
Ночь выдалась темная, как по заказу.
Потянувший с низовьев реки не по-летнему стылый ветер пригнал облака и погасил звезды.
В лодку усаживались ощупью.
— Проходи в нос! — сказал Сергей Палашке.
— Нет, братка. И я в греби. Скорей доедем, — и уже строго Корнюхе: — А ну подвинься! Ишь, разлегся!