Партизанская богородица
Шрифт:
— Я сама. — Палашка оттолкнула Корнюху и проворно юркнула в окно.
Труднее всех пришлось Корнюхе, но и он забрался.
— Бабы наши на повети спят. Ступай к ним. — Семен Денисыч пропустил Палашку вперед и вышел за ней.
Немного погодя лязгнул засов и послышался радостный лай ластящейся собаки.
— Кобеля спустил, — сказал дед, входя в избу. — Теперь никто не подкрадется.
Но все же отвел гостей в дальний от окна угол.
— Теперь, поди, можно закурить? — спросил Корнюха жалобно.
— Кури, — смилостивился
— Кисет потерял, — голос Корнюхи стал еще жалобнее.
— Пользуйся! — Дед протянул ему кисет и сам набил трубку. — А дело, стало быть, так повернулось. Прислал Санька весточку. Роману. Что придут, стало быть, партизаны. Отряд небольшой у них и оружие простое, крестьянское. Шомполки да берданы. Им, стало быть, помога наша нужна. Роман стал дружину собирать. Из тех, кто в заводе остался. За тобой посылать не велел. У него, говорит, рана, да и на примете он. К Лизавете-то твоей наведывались: «Где мужик?» Ну, она, как велено было, объяснила, дескать уехал к родне в Шаманову... Да, стало быть, ждали мы партизан и не дождались. А беляки ждать не стали. Или продал кто, или про партизан прознали, только вчерась ночью забрали Романа. Ивашку Стрельникова тоже и латыша, длинного рыжего, с тобой в литейке работал...
— Яна! — с изумлением воскликнул Сергей. — Так он вернулся?
— То-то вернулся. На свою голову. Вот, стало-быть, их забрали... Да... — Дед снова подпалил свою вонючую трубку и, причмокивая, раскурил ее.
Сергеи закашлялся.
— Табачок у тебя. Клопов морить!
Дед обрадовался, словно похвале.
— Жуковский! Вторая гряда от бани.
— Троих, значит, взяли? — спросил Сергей, отодвигаясь от дедовой трубки.
Денисыч покрутил головой.
— Больше, однако. В холостежном бараке живой души не осталось... Може, попрятались... Хошь так, хошь этак, без головы остались.
— Когда ждешь партизан, Денисыч?
— Не о них речь, Серега. Под вечер, как Палашка уплыла, известили меня. На площади два столба с перекладиной поставили.
— Виселицу!
— Ну. И еще известили: в обед седни вешать будут. Так что партизан дожидать нам недосуг.
Сергей раздумывал недолго.
— Буди, Денисыч, Палашку.
Корнюха схватил Сергея за руку.
— Куда ее ночью! Солдаты, как кобели, рыщут. Я пойду!
— И ты! — и кивнул старику. — Иди, Денисыч.
Палашке смерть как хотелось подкусить сродного братца, что вот, мол, таитесь от меня, а не обошлись, позвали, — но она не посмела.
Голос Сергея был строг и сух.
— Позвать надо сюда Синицына Федьку и мастера Василия Михалыча. Знаешь, где живут?
Палашка поспешно кивнула.
— Знаю.
— Если дома нет, узнай, где. Найди. Очень это важно, сеструха. По пустякам не погнал бы тебя в такое время. Корнюха с тобой пойдет.
— На что он мне! — отмахнулась Палашка по привычке насмешливо, но в душе поблагодарила брата. Широкие плечи Корнюхи и пудовые его кулаки в такой рисковой прогулке были
— Идите по улице, не таясь, — напутствовал Сергей Корнюху. — Встретится кто, приголубь девку. Сумеешь, поди. А если что, бери удар на себя. Она должна дойти!
— Небось дойдет! — сказал Корнюха и отвернул полу молескиновой куртки.
Слабый отсвет дедовой носогрейки тускло блеснул на стылом лезвии широкого Корнюхина топора.
Дощаной короб, доверху наполненный хрустким древесным углем, провезли на вагонетке прямо в ваграночное отделение.
Литейный мастер Василий Михалыч остановил идущих мимо с порожними носилками рослых парней. Сказал им что-то коротко.
— Понятно! — ответил шедший передним, лохматый, с озорными, светлыми навыкате глазами и, словно отряхивая руки, бросил носилки.
— Ну, ты, поаккуратнее! — проворчал Корнюха. Поднял носилки, отнес и положил на кучу формовочной земли.
Василий Михалыч, сохраняя озабоченное выражение на закопченном усатом лице, обождал, пока Корнюха присоединится к ним, и повел парней в ваграночную.
Проходя мимо Сергея, склонившегося над опокой, сказал вполголоса:
— Лишних гони!
Сергей молча кивнул, с натугой приподнял опоку и поставил ее в дверях, загораживая проход.
И вовремя. К дверям уже метнулся юркий, вечно ухмыляющийся Степка Куцавейкин.
— Тебя куда черти несут! — с неожиданной яростью рявкнул Сергей. — Не видишь, опока!
— Василий Михалыч настрого наказал... — с виноватой ухмылкой оправдывался Степка, сам примеряясь, как бы проскочить мимо заслонившего проход Сергея.
Но мастер уже заметил Степку и подошел сам.
— Тебе чего?
Степка ляпнул первое, что на ум пришло:
— Песок тамо привезли, дак куда сваливать?
— У тебя что, свово дела нет! — прикрикнул на него мастер.
Степка отошел с обиженным видом.
Василий Михалыч усмехнулся в вислые усы.
— Обожди! — поманил к себе Степку, написал несколько слов в крохотной книжечке, вырвал листок. — Беги на главный склад. Да побыстрей. Одна нога там, другая здесь!
Степка заглянул в листок.
— Дак не донести!
— Коня запряги. Чего окаменел? Сказано, быстро надо!
Степка встрепенулся и засеменил к выходу.
— Вонючка паршивая! — заметил Василий Михалыч, проводив Степку взглядом.
Подошли Корнюха и лохматый парень с озорными глазами.
— Полный порядочек! — доложил лохматый Василию Михалычу.
— Добро! Шагайте на работу.
— Сказать мужикам-то? — напомнил Корнюха.
— Кому надо, знают, — строго ответил мастер.
— Сколько привезли? — спросил Сергей, когда Корнюха с товарищем вышли из ваграночной.
— Четырнадцать берданок и восемь централок.
— И патроны?
— Патронов хватит.
— Ну, в добрый час! — сказал Сергей после короткого молчания. — Сам пойдешь к штабс-капитану?