Партизанская богородица
Шрифт:
— Как решили.
— Решили-то решили... — произнес Сергей в раздумье. — А не надо бы тебе, Михалыч, свою голову совать. Она еще нашему делу шибко пригодится.
— Другого нельзя, — возразил старый мастер. — У них, почитай, я один без подозрения. Иначе самого сюда не выманишь.
Сергей и сам понимал, что старик прав. Но все же не удержался:
— Опасаюсь за тебя, Михалыч.
Василий Михалыч улыбнулся по-стариковски незлобиво и мудро. Потрепал Сергея по плечу.
— Не нами сынок, сказано: двум смертям
Такую хитрую шестерню — с зубцами на конус — Сергею еще не приходилось отливать.
Неужто первый блин комом?.. Нет, вроде удалась отливка.
И, прихватив тряпкой не остывшую еще шестерню, Сергей перенес ее на верстак к окну. Осмотрел внимательно, выругался сквозь зубы, сплюнул на сторону. Так и есть! На внутреннем ободке щербина. Глубокая. Расточкой, однако, не снимешь... Незадача!..
Задумался, не заметил, что лохматый Лешка уже второй раз окликнул его.
— Сергей Прокопьич!
— Ну? — отозвался, не оглядываясь.
— Собираются. Пошли!
— Слышу...
— Чего ждешь-то?
— Раковина... язви ее...
— Да ну ее к такой матери!..
Глаза у Лешки и недоумевающие, и злые. И словно сам себя увидел его глазами. Махнул рукой.
— Пошли, Алексей!
В просторном корпусе литейки непривычно людно. И вдоль закопченных, из дикого камня сложенных стен, и посреди цеха — везде мастеровые, кучками по пяти, по десяти человек.
Не только свои — литейщики. Пришли из соседнего, самого многолюдного механического цеха. И с рудного двора. И из листопрокатного.
В каждой кучке свой разговор. Но сдержанный, вполголоса. И оттого что отдельных голосов не слышно, кажется, что это тревожно гудит разворошенный улей.
Широкие, как ворота, двери литейки распахнуты настежь. В квадратный проем льется поток голубого света. Но плотно утоптанный земляной пол, черные кучи формовочной земли, пыльный потолок и дымные стены гасят поток света, и в углах огромного цеха стоит пасмурный полумрак.
Наконец в светлом квадрате появляется высокая фигура, туго перехваченная крест-накрест ремнями. На одном боку шашка, на другом — деревянная кобура маузера. За офицером еще двое — шашки на боку и короткие кавалерийские винтовки за плечами.
Гул смолкает, и все головы поворачиваются к дверям.
Офицер на мгновение задерживается в дверях и ровным пружинистым шагом идет вперед.
Люди расступаются перед ним, а стоящие вдоль стен подтягиваются к середине цеха.
Все знают, что делегатом от рабочих пошел к штабс-капитану старый мастер Василий Михалыч. И все видят, что его нет.
И тишина в цехе становится такой напряженной, что даже франтоватое позвякиванье офицерских шпор рвет ее в клочья...
Сергей шепнул что-то на ухо Лешке. Тот, кивнув, скрылся в толпе.
Офицер с сопровождающим прошел на середину цеха, в центр круга,
Офицер молод, строен и, пожалуй, красив. Если бы не цепкие, сверлящие, близко сведенные к переносью глаза. И злой, не по-мужски маленький рот. И телохранители его — парни хоть куда. Рослые, но не грузные, а собранные. У обоих из-под фасонисто надетых фуражек — чубы. У одного — светло-рыжеватый, у другого — угольно-черный. И физиономии сытые, румянец во всю харю.
Офицер встал на перевернутые носилки. Неторопливо поворачивая голову, окинул взглядом заполнившую цех толпу. Сказал негромко, но внятно:
— Мастер вашего цеха передал мне, что вы желаете обратиться с просьбой. О чем вы просите?
— А где он, мастер-то? — крикнул кто-то из толпы. — Куда упрятали?
— Кто это крикнул? — так же негромко, но отчеканивая каждое слово, спросил штабс-капитан. И уже чуть повысив голос: — Я спрашиваю, кто кричал?
В круг протиснулся Сергей Набатов.
Штабс-капитан скользнул по настороженному лицу рабочего, по мятой, давно не стираной робе, задержался на кровоточащей ссадине у запястья левой руки и, вскинув голову, уперся взглядом в самое переносье Сергея.
— Ты?
Сергей выдержал взгляд.
— Кричал не я. Но тоже хочу спросить: где наш мастер?
— Где? — почти вкрадчиво повторил офицер. — Могу удовлетворить вашу любознательность. Там, где ему и надлежит быть. Под замком. Вместе с остальными агитаторами и бунтовщиками. Что вас еще интересует? У вас были, кажется, еще и просьбы?
У Сергея только чуть приметно обозначились желваки.
— Мы ждем, что вы освободите беспричинно арестованных наших товарищей.
— Ах, вот вы о чем просите! — с веселой небрежностью произнес штабс-капитан.
Сергей и тут не повысил голоса.
— Мы не просим. Мы требуем!
Игривое выражение сбежало с худощавого породистого лица штабс-капитана. На щеках и на лбу преступили красные пятна.
— Кто мы? Кто тебя уполномочил за всех говорить! — и резко махнул рукой: — Взять!
Стоявший справа солдат с рыжим чубом сделал шаг вперед.
Но не успел и коснуться Сергея, как из толпы крикнули с угрозой:
— Не трожь!
И в ту же минуту тесное кольцо до того смирно стоявших людей ощетинилось берданочными и ружейными стволами.
— Отставить! — закричал, срываясь в натуге, штабс-капитан.
Никто не шелохнулся. Черные колечки стволов так же неподвижно смотрели в лицо.
— Пулеметы наготове, — пригрозил штабс-капитан. — Ни один живым не уйдет!
— Это точно, — сказал стоявший в переднем углу сутулый зобастый старик, — свою кровь, поди, отвык жалеть, а нашу и подавно. Такая ваша волчья порода.
— Очистить дорогу! — скомандовал штабс-капитан, по-своему истолковавший слова старика.
Сергей шагнул вперед.