Партизанская искра
Шрифт:
— Какой белый?
— Гречаный, выйди! — крикнул Семён. Парфентий шагнул вперед.
— Это ты против меня бунт поднял? — как бы шутя спросил офицер. — Ну что же, мне не хотелось с первой встречи ссориться, но ничего не поделаешь, дисциплина, — развел он руками. — На первый раз легкое наказание: всем по пяти плеток, а этому белому — десять.
— Слушаюсь! — ликовал Романенко.
— За оскорбление Семена еще две плетки.
— Он ударил меня, — сказал Парфентий.
— Он имеет право.
— Какое?
— Он начальник
На пороге двери Анушку обернулся.
— Не будете слушаться, буду наказывать еще строже.
Глава 9
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В непроглядную августовскую ночь у садовой калитки крымской школы остановились две женщины, молодая и пожилая. С ними была маленькая девочка, робко жавшаяся то к одной, то к другой.
Женщины долго стояли, чутко прислушиваясь.
Кругом царила такая тишина, будто все было погружено в тяжелое раздумье.
— Что делать, мама? — шопотом спросила одна другую.
— Не знаю, Шура, — горестно вздохнув, ответила мать, — нужно пойти.
— Страшно.
— Выбирать нам нечего. Куда мы теперь! Молодая шагнула к калитке, но отшатнулась.
— Иди же, — настойчиво прошептала мать.
— Боюсь я, а вдруг…
— Экая ты. Пусти, я сама пойду, — с сердцем произнесла пожилая и, отстранив молодую, исчезла в темноте двора.
— Мама, мы опять дома? — тихо спросила девочка.
— Дома, — неуверенно ответила молодая женщина.
— А тато тоже будет дома?
— Тише, Леночка, сейчас ночь и громко говорить нельзя чужие дяди услышат.
Девочка смолкла. За последние дни она наряду со взрослыми испытала много горя Она видела что чужие дяди, о которых сейчас говорила мать, убивали людей.
И теперь, когда ей снова напомнили о них, она вся ежась в комочек, прильнула к матери и терпеливо ждала.
Через некоторое время пожилая женщина вернулась.
— В школе ни души. Я все замки ощупала. Квартира наша тоже на замке. Ключ на месте, — она облегченно вздохнула и добавила: — значит, Володя был здесь.
С минуту обе женщины молчали. Каждая из них думала, где теперь их Володя, и знает ли о том, что они — вернулись?
— Пойдем, Шура, хоть ночь переночуем, а там… будь что будет.
Они вошли в темную квартиру, не зажигая света, отыскали кое-что из оставшихся старых вещей, чтобы постелиться, и как подкошенные повалились на пол.
Сон не шел. Горькие, тягостные думы о завтрашнем дне не давали сомкнуть усталые глаза. Крепко и безмятежно спала Леночка, для которой «завтра» еще не существовало.
Утром чуть свет к ним вошли трое людей. Один из них был крымский печник дед Илья Паламарчук, остальные двое — незнакомые. Все трое в замешательстве остановились у порога.
— Да тут, оказывается, живут люди, — удивленно протянул забрызганный белилами молодой парень с ведерком в руке.
Дед Илья нерешительно поздоровался.
— Как же быть, Александра
— А что такое, Илья Севастьянович?
— Да вот… приказано начать тут ремонт, — нерешительно объяснил печник, оглядывая потолок и стены комнаты. Его смущало присутствие здесь семьи Владимира Степановича Моргуненко, которого уважало все село И он сам, Илья Паламарчук.
— Для кого же эта квартира? — спросила Александра Ильинична.
— Говорят, для агронома.
— Какого агронома?
— Да этого… Николенко, — дед Илья не назвал его по имени и отчеству, вопреки заведенным сельским правилам.
— Зачем ему понадобилась эта квартира? У него свой хороший дом здесь.
— Не знаю, Александра Ильинична, так было приказано.
— А кто приказал?
— Начальник румынский.
Александра Ильинична хорошо знала агронома Николенко. Он так же, как и они, несколько лет работал в Крымке. Нередко заходил он к ним на чашку чая и был в числе товарищей Владимира Степановича. И вот теперь вдруг для Николенко отделывается эта квартира. Что бы это значило?
— Что же, нам уходить надо? — спросила Моргуненко.
— Да нет… я не знаю, как тут быть… я ведь думал, что нет никого, я бы… вы уж извиняйте, Александра Ильинична. Я пойду, скажу, что, мол, там люди.
Дед Илья был так смущен и растерян, что, уходя, забыл свой завтрак, завернутый в белую тряпицу.
— Вот так-то, Андрей Игнатьевич. Семью друга на улицу, а сам… Квартира понравилась…
— Погоди, мама, — перебила Александра Ильинична, — что раньше времени говорить. Ничего еще неизвестно. Они знают, что мы уехали из Крымки и квартира осталась пустой. Только непонятно мне, почему Николенко? Неужели… Не может быть, чтобы Андрей…
Вскоре пришел сам агроном Николенко. Он неловко, сухо поздоровался.
— Вернулись? — удивленно спросил он, будто не знал.
— Вернулись, — ответила Александра Ильинична. Она не знала, что говорить и как вести себя в присутствии этого человека.
— А где Владимир?
— Мы расстались в дороге. Были бомбежки, обстрелы, и Володя, видимо, погиб.
Николенко недоверчиво покосился на женщину.
— А по-моему, его видели здесь ночью перед самым приходом румынских частей. — Николенко махнул рукой. — Ну, то его дело. Каждый по-своему с ума сходит, — закончил он и плюхнулся на стул, широко расставив колени.
— Я к вам по одному неприятному делу. Александра Ильинична заметила, что он за восемь лет знакомства в первый раз сказал ей «вы».
— Трудно сейчас рассчитывать на какое-то приятное дело.
— Видишь ли… видите ли, — поправился он, — они хотят занять школу под огородническую ферму. А эта квартира отведена мне, как агроному фермы.
— Ах, вот что! Поздравляю с высоким назначением.
Агроном встал, прошелся на середину комнаты.
— Напрасно ты так говоришь, Шура, мы люди подневольные.