Партизаны Е.И.В.

Саргаев Андрей Михайлович

Отцы командиры встретились не просто так - обеспокоенный малым запасом патронов и мин, капитан решил лично прибыть на фрегат, чтобы уполовинить тамошний боезапас. Всех Других Давыдов отправлял несолоно хлебавши, а теперь пусть попробует отказать давнему другу!

– Денис, я тебе по двадцать выстрелов оставлю и три десятка ракет. Всё равно скоро уходишь.

– Побойся Бога, Миша!
– командир "Баламута" в волнении подскочил с бревна, служащего лавкой у зажжённого костра.
– Мне чем воевать?

– Ракет хватит, чтобы отбиться,

тем более пушка есть.

– К ней два снаряда.

– В Кенигсберге или Риге пополнишь запас. Штуцера трофейные дам, надо?

– А себе их чего не оставишь?

– Смеёшься?

– Ладно, по сорок патронов на ствол мне хватит, - сдался Давыдов.

– Мы не на базаре! А встретишь в море Зубкова - заберёшь в счёт нашей доли.

– Встречу, как же...
– капитан третьего ранга плюнул в костёр.
– Знать бы только, где его черти носят.

В это же время. Северное море.

День выдался замечательный, как будто и не зимний совсем. Такие иногда случаются у восточного побережья Шотландии, и тогда древние, выжившие из ума старухи шепчут беззубыми ртами:

– Дивный народец свадьбы играет.

Может быть они и правы - в мире встречается столько необычного, что найдётся в нём место и фейри с эльфами. Но бывалого моряка этим не удивить - загадкой больше, загадкой меньше... Хорошая погода важнее любых загадок!

– С упреждением наводи, с упреждением!

– Не ори под руку канониру!
– старший урядник Петров отвесил полновесный подзатыльник непрошенному советчику, и кивнул ворочающему ракетный станок Николаю.
– Не торопись, сейчас мы их нагоним, тогда и стрельнёшь.

"Забияка" шел под парусами, так как Зубков решил поберечь изношенную машину, но у его противника не было шансов удрать - двадцатипушечный английский шлюп проигрывал в скорости не менее трёх узлов. Погоня длилась третий час и близилась к логической развязке, несмотря на всё нежелание предполагаемой жертвы стать таковой. Но вот у кого-то там не выдержали нервы - корма англичанина окуталась дымом, и два ядра подняли столбы воды по курсу фрегата.

– Ретирадными бьют, - пояснил Абрам Соломонович.
– На самом пределе дальнобойности.

Николай заулыбался - в России со времён Петра Великого ретирадой называли отхожее место, и он живо представил себе, как на шлюпе установили нечто подобное, и заряжают пушки тем, что попадётся под руку.

– Не пора ли?

– Тебе решать, - Петров прищурился.
– Ты у нас сегодня за главного канонира. Но я бы подождал ещё немного.

Англичанин опять огрызнулся с большим недолётом. Видно второпях снизили прицел, и ядра заплясали по мелкой волне как при игре в блинчики.

– Однако!
– удивился Абрам Соломонович, когда вражеские подарки утонули всего лишь в полусотне саженей от борта фрегата.
– Новое слово в морской артиллерии. Бей их, казак Романов!

Сразу ушла предательская дрожь из рук и пропала противная слабость в коленях. Бояться некогда. Самому некогда, а остальным...

– Бойся!

Николай дёрнул за шнурок тёрочного запала, удобный такой шнурок с медным шариком на конце. Последнее

новшество - в горячке боя запальный фитиль может потухнуть, зажигалку или потеряешь или зальёшь собственной кровью. А тут нужно всего лишь резко потянуть. И ракета пошла! Хорошо пошла, правда мимо.

– Промазал!
– заорал неугомонный Григорий, но, покосившись на старшего урядника. Добавил спокойным тоном.
– На два пальца левее бери.

– Угу, - царевич перебежал к следующему станку.
– Бойся!

Верно говорят, что новичкам везёт, пусть и не с первого раза. Как впоследствии рассказывал Абрам Соломонович, ракета летела куда угодно, но только не в шлюп, но внезапный порыв ветра подхватил её и бросил точнёхонько англичанину в грот-мачту. Прямо в верхнюю часть, где ракета успешно взорвалась, окатив такелаж и палубу огненным дождём. "Греческий огонь", иногда ошибочно называемый "кулибинским", невозможно потушить водой, и напрасно выскочившие матросы суетились. Недолго, впрочем, буквально через пару минут с борта охваченного пожаром корабля стали прыгать люди. Самые удачливые - с подвернувшимися под руку деревяшками.

– Бедолаги, - капитан-лейтенант Зубков внимательно посмотрел на Николая.
– В такой воде долго не поплавают. Будем вылавливать?

– Мы можем поступить иначе?

– Просто пройдём мимо, это же враги.

Царевич долго молчал, закусив губу, а пальцы, сжимающие поданный Григорием бинокль, побелели. Наконец через силу выдавил короткое:

– Нужно подобрать.

– Почему?

– Здесь они дома, а не мы. В Финском заливе или Белом море я бы их расстрелял.

– Растёте над собой, казак Романов!

– Взрослею, Георгий Всеволодович. Всего лишь взрослею.

Победа не принесла Николаю ожидаемой радости, и само сражение потеряло для него большую часть своего обаяние. Пропало, едва появившись, упоение боем, оставив ясную голову и холодный рассудок. Совсем миролюбивым Великий Князь не стал, и охотно принял участие в потоплении ещё двух британских кораблей, но в глубине души крепло понимание того, что война состоит не из череды блистательных подвигов. Тяжёлый и монотонный труд в ней главный. Ворваться в Темзу и там красиво погибнуть среди грохота орудий, свиста ракет и зарева многочисленных пожаров - несомненный героизм, но ещё больший идиотизм. Даже верх идиотизма, если посмотреть правде в глаза.

Теперь цесаревич стал понимать осуждаемое ранее со всем детским максимализмом желание отца избегать грандиозных баталий. В них жизнь солдата зависит от воли слепого случая, но никак не от умения или выучки - стоя в строю под неприятельскими залпами их не проявишь. И тем почётнее победы малыми силами при малых же потерях, когда любые действия противной стороны наносят ущерб прежде всего самому противнику. Как Наполеон с его поворотом от Смоленска на север...

Появившиеся на борту пленные англичане интереса не вызвали. Разве что неестественной худобой и измождённостью, но, может быть, в Королевском Флоте так принято? Собак перед охотой тоже не кормят. А в остальном - обычные люди, вызывающие отнюдь не ненависть. Скорее жалость.