Партизаны Подпольной Луны
Шрифт:
Но о дальнейшем все уже и так знают. Дело в том, что Люпин, воспользовавшись занятостью жены, нелегально удрал на бал, но ему не дали, пообещав, однако сладкое продолжение после одного из soir'e у милорда Малфоя, на который его, Рема, обязательно пригласят. И Люпин не очень-то расстроился, что и во второй подход к столику хавчик, то есть, сам Люц, оказался пресным. Он рассчитывал на третий подход, и ему было обещано, что он состоится.
Уж больно надоела Рему супруга, только катавшаяся на нём верхом, как на объезженном пегасе со склеенными заклинанием
Ремус всерьёз стал задумываться об измене Луне, уже безо всяких недомолвок и недоделок, подготовленной. И, да, с лордом Малфоем, измену, не приукрашенную изысканным извинением или, того хуже, душевными муками и самобичеванием после, когда всё уже свершится. И не один раз должна состояться измена - за всё хорошее! Графиня Снейп, конечно, правильно предрекла освобождение ни разу больше не собиравшихся на Гриммо орденцев в связи со сменой власти, но она не сказала правды насчёт Северуса, в отличие от Луны… А, и Мерлин с ними обеими!
И однажды, в самом начале светлого, весёлого месяца мая, когда у всякого маггла ли, волшебника ли праздничное настроение, Люциус решился… о, только напоить господина Директора и, может быть, добавить лишь капельку секса. Всего один раз чпокнуть Ремуса в попку. И пригласил его на домашний вечерок.
В Мэноре царила непринуждённая обстановка - многие приглашённые кавалеры были даже не во фраках, а в сюртуках фамильных цветов. Дамы же сверкали простыми на вид, но жутко дорогими именно из-за этой кажущейся простоты, нарядами. Всего было приглашено около пятидесяти человек.
Сам Люциус, как всегда и несмотря ни на что, носил цвета фамилии Снейп. На нём был глубокого голубого цвета сюртук со своебразными фалдами, украшенными серебряной каймой - попытка подражания известным всему свету знаменитым фалдам сюртуков графов Снейп - своего рода напускные, образующие подобие юбки. Как всегда, полную, но вовсе не дряблую шею украшали кружева отложного воротника белоснежной шёлковой рубашки. В распахнутых полах сюртука виднелась только белизна рубашки - Люциус, в отличие от возлюбленного кума, не любил жилеты.
Большой стол с закусками и столик поменьше, но повместительней - с напитками были вынесены на свежий воздух и поставлены на ещё не стриженную в этом году ярко-зелёную травку, конечно, устланную дорогим огромнейшим ковром. Все защитные контуры, кроме самого жёсткого наружного, были сняты. И гостям можно было спокойно гулять по обширнейшему парку Мэнора, на территории которого был и большой пруд с голубой, подкрашенной домашними эльфами водой. Разумеется, это было совершенно безопасно для золотых рыбок, во множестве в нём обитающих и развлекающих катающихся на золочёных лодках гостей.
Да, золота в парке Малфой-мэнора было много - даже стволы старинных дубов и буков были позолочены,
Действительно, краска в большом количестве была подарена Снейпом на совершеннолетие крестника. Хотя и не от доброго сердца - Северус терпеть не мог Драко - но сваренная, как и всё, чем занимался зельевар на досуге, с умом и правильным подходом к заданной цели.
Нужно было, чтобы краска позволяла золочёным стволам, ветвям и листве дышать, не смывалась бы от воды, ветра и не трескалась, хоть и от редких, но случавшихся, морозов, особенно в промозглом феврале, когда люди с таким нетерпением ждут прихода весны, а зима, словно играя с ними в садюжки, всё никак не хочет уходить в небытие.
Все заданные самому себе критерии Снейп выдержал, и вызолоченные деревья, кустарники, статуи и даже лодки сохраняли свой первоначальный цвет со времени подготовки парка к отмечанию всем высшим светом на огромном рауте с балом, дня рождения Драко Малфоя, будущего лорда Малфоя. Хотя его и без того все почтительно называли «молодым лордом».
Северус тоже присутствовал на том собрании знати, часть которой представала его глазам по несколько раз в неделю, если у Лорда взыграет в заднице, или несколько раз в месяц, если Волдеморт в «добром» расположении духа.
Да, на дне рождения Драко, когда ему исполнилось восемнадцать, а было это зимой девяносто восьмого года, ещё при живом и, можно сказать, невредимом Тёмном Лорде, Северус увидел в мирной, светской обстановке весь Ближний Круг и часть Среднего, а также подающих надежды Пожирателей из Большого Круга. Не пригласили только грязнокровку Уолдена МакНейра, который на это страшно обиделся и в следующую «деловую» встречу в Ближнем Круге попросил у Волдеморта сменить Эйвери-старшего на себя в роли персонального мучителя Люциуса Малфоя.
Но Лорд, хоть и не был на рауте, решив, что там слишком много «посторонних», прекрасно знал… почему появилось у МакНейра такое необычное для него рвение и отклонил ходатайство, оставив доброго, умного старичка Эйвери на своём посту.
… У каждого члена Ближнего Круга был персональный мучитель. В глазах Лорда это ещё более сплачивало его избранных, не любовью, но более сильно - болью. А боль запоминается куда как лучше, чем эфемерная любовь. Тёмный Лорд прекрасно знал, что о нём злословят его ближайшие соратники - ум, честь и абсолютная бессовестность, командиры его армии.
Только подстилка Бэллатрикс не позволяла ни себе, ни тихому мужу, слабенькому, в общем-то, магу Рудольфусу ЛеСтранж, но умнице, говорить о Повелителе дурно.
«Повелитель» не любил Бэллатрикс, просто спал с ней, но ему нравилось покрасоваться перед своими Пожирателями с молодой, красивой, с весьма незабываемой, яркой внешностью женщиной. Мол, он мужчина хоть куда. А всё туда же, куда и у его слуг, во влагалище и в рот, да, кое у кого, извращенцев грязных, в задницу и опять-таки тоже в рот.