Партизаны Подпольной Луны
Шрифт:
Изредка, на уик-эндах, когда предсказания стоимостей нефти, золота и акций основных мировых лидеров производства маггловской чепухи на понедельник были сделаны, лорд Малфой проводил счастливого узника Мэнора через защитные контуры. Он даже галантно доводил его для безопасности до самой калитки, манерно раскланивался, как с равным, хотя род Дерроуз известен лишь с десятого века, и милостиво позволял аппарировать к сёстрам.
Но, несмотря на поимённое знание маггловских крупных производителей всего и вся, один Мерлин знает,
Поэтому ему было совершенно неясно, с чем это ещё развлекается постепенно ставший милым его сердцу оборотень. И даже догадаться не смог бы, если бы… не сглупил сам виновник всей неразберихи.
… И бал закончился. Подали горячее. Индеек, фазанов, перепёлок, молочных поросят, зажаренных целиком, сёдла баранов, обмазанные какой-то жгучей приправой, забивающей излишек жира и оставляющей во рту только сладкий привкус мягчайшего мяса, свинину, тушёную в кисло-сладком соусе по-китайски, говяжьи языки в желе.
Всё это снабжалось горами пюре и множеством иноземных, модных в этом сезоне спагетти с различными соусами и добавками. Для желающих были нарезаны холмы багетов с хрустящей корочкой и тёплым мякишем. В общем, было много вкусного.
Лорд Малфой сидел в одиночестве, без супруги, которая, как и говорила, не снизойдёт до плебеев, и без сына, теперь обидевшегося на рара, хотя он ещё присутствовал за холодными закусками. Люциус почти ничего не ел - не шёл к нему аппетит после рассказа профессора Люпина, как из его, что ни говори, а племянницы, сделали кусок окровавленного, измученного насилиями и пытками, мяса.
… Снова одинокий и, потому, довольный жизнью Драко пил в их с отцом спальне шампанское, а приученные к переменам настроения второго Хозяина домашние эльфы знали, что он в любом расположении духа не откажется от свинины и языка. Что и было подано ему прямо с чистейшей кухни Мэнора. Не тронутое и не обкашлянное «гостями», что б их Дементор всех поцеловал! Особенно этого прилипалу Люпина, грязного оборотня, а отец ещё оглаживал его зад.
Драко просто не посчастливилось попасть в ненужное место в ненужное время. Но он готовил страшную месть для отца, позволившего себе флиртовать с оборотнем.
– Вот он как запрыгает, вот он как заскачет!
– думал Драко, поедая соус ложкой.
Это тоже была его обычная прихоть - свинина обязательно с жирком, плавающая в соусе. А ничего, что гостям достанется его меньше! Главное, чтобы благородным хозяевам хватило вдосталь.
– … Хочу упасть в снега я и укрыться ими, предивными, мягкими, столь хладными,
Что тело леденят, выстуживают боль из сердца, расколотого братом возлюбленным, жестоким,
Завернуться в сотканную из льда речного, зелёного, пенулу, в плащ на меху из снега.
Хотел бы запахнуться я, нагой, в прекрасно одеяние сие и приять хлад, до естества души самой
Пробирающий. Но обезболивает хлад и снег, как лучшее
И нет средь человеков врачевателей, излечивающих от любви
Велицей, всеобъемлющей, отвергнутой, осмеянной, сменённой на любовь иную, Невнятную мне, как и душа людкая не в состоянии объять величия богов. Нет! Волею своей отказываюсь я понять
Возлюбленного брата моего, коий зовётся по имени да и по сути своея суровым!
Ещё же есть он ветер северный, основ основа бытия несчастного собрата, коий так влюблен, что лучше бы замёрзнуть ему в снегах, нежли
Узреть того, кого изволил суровый брат любить, дать место в своём сердце, лелеять на груди
Своей, лобзать, лаская. Кого желает он обнять в приливе страсти горькой.
Не будет сладкой их любовь, уста их говорят на столь неведомом и чуждом языке, что уж
Горчат. Уж лучше б не родиться вовсе мне, нежели зреть такой позор и стыд.
А ежели родился, умереть, в плащ снежный завернувшись с головою.
Тогда из тела моего распадшего весною взрастут подснежники невинные,
Что душу облекут мою в незриму ткань прозрачну и отправят в небо, что б лицезрел богов
Прекрасных я, питался бы амброзиею с ними и пил нектар. После приидет Фатум и дух мой
Отнесёт в Аид печальный, но и в Аиде вечно стенать я буду не по богам с их пищею небесной,
По брату моему, возлюбленному вечно. На сём окончу я заклятье Смерти, коя Любовь повергла.
Эта ода Смерти, Побеждающей Любовь, была произнесена Квотриусом над телом Северуса, всё ещё пребывающего в сонном забытьи, для слуха Гарольдуса, гостя презлого. Но этот гость тоже присел, правда, по другую сторону от Снейпа и внимал чужим, но таким красивым, словно печальная песня, словам.
Гарри понимал, что это стихи, хотя и непривычные ему и трудно воспринимаемые на слух. Он едва понял треть оды - таким скудным было его знание расхожих слов и фраз на латыни. Но он знал слово : «снег», поэтому подумал, что эта печальная песнь посвящена бушующей за вечно закрытыми ставнями непогоде.
Так навеки могла бы исчезнуть ещё одна прекрасная ода на страшную тему, если бы… не музыкальный слух Гарри.
Он запомнил стихотворение, как песню на неродном, недостаточно понятном языке просто по неожиданно напевному сложению слов.
Но ему нужно было убедиться, что он сможет потом, когда Северус откроет прекрасные глаза, пересказать ему это стихотворение без ошибок. А то Северус, вместо того, чтобы опечалиться ненадолго, будет смеяться над ним, неумехой Гарри. Поэтому Гарри робко попросил Квотриуса:
– Пожалсты, пересказы твою… твои вирши ещё едину разу.
Квотриус так и сел на подушки, а потом лёг рядом с Северусом и приказал гостю принести тёплый плащ. Как будто на них не взирал всё это время, старавшийся казаться бесстрастным, но растрогавшийся из-за прекрасных стихов, Выфху.