Партизаны. Цирк
Шрифт:
— Ночка, видно, будет нелегкая! Неудивительно, если мы наставим себе синяков. Первая ночь в море, сами понимаете. Люди еще не успели привыкнуть к качке.
Бруно показалось, что эконом ему подмигнул. Не имея представления о том, в какой степени этот человек пользуется доверием Харпера, артист ограничился ничего не значащим замечанием. Мужчина вежливо попрощался и ушел.
Ровно в шесть тридцать Бруно вышел на пассажирскую палубу. К счастью, она была совсем пуста. Трап находился всего в двух метрах от выхода. Бруно полулежа устроился на палубе, настолько удобно, насколько это возможно в столь неудобной для стороннего взгляда позе, и стал ждать развития событий. Через пять минут у него уже
— Подождите минутку, — сказал один из них, говоривший с сильным акцентом кокни. — Я сейчас позову доктора Беренсона.
Ни Бруно, ни, совершенно очевидно, Харперу и в голову не приходило, что на «Карпентарии» есть свой собственный врач. Это было явной оплошностью с их стороны: согласно международным законам, любое пассажирское судно обязано иметь врача. Бруно быстро произнес:
— Вы не могли бы пригласить нашего циркового доктора? Его фамилия Харпер.
— Я знаю, где его каюта, это палубой ниже. Я мигом, сэр.
Должно быть, Харпер ждал в своей каюте с медицинским саквояжем наготове, потому что уже через тридцать секунд он появился в каюте Бруно, цокая языком и выглядя достаточно обеспокоенным. Он запер дверь за стюардами и занялся лодыжкой пациента, наложив успокаивающую мазь с резким запахом и намотав целый метр эластичного бинта.
— Мистер Картер пришел вовремя? — спросил доктор.
— Если вы имеете в виду судового эконома, то да. Но он не представился.
Харпер закончил оказание помощи и огляделся вокруг.
— Ну как, чисто?
— А вы предполагали что-то другое?
— Вообще-то нет.
Харпер проверил результаты своих трудов: повязка была впечатляющей как по внешнему виду, так и с точки зрения издаваемого запаха мази.
Доктор придвинул к дивану низенький столик, достал из внутреннего кармана два листа бумаги с начерченными на них подробными планами, разгладил их и положил рядом с ними несколько фотографий. Он постучал пальцем по одному из чертежей:
— Вот общий план исследовательского центра «Лубилан». Вы о нем знаете?
Бруно посмотрел на Харпера без особого воодушевления:
— Надеюсь, это ваш последний глупый и ненужный вопрос на сегодняшний вечер.
Харпер сделал вид, что ответ Бруно его не задел.
— Перед тем как ЦРУ завербовало меня для этой работы… — продолжил Бруно.
— Почему вы решили, что это именно ЦРУ?
Бруно округлил глаза, но предпочел сдержаться.
— Перед тем как бойскауты завербовали меня для этой работы, они тщательно проверили каждый мой шаг начиная с колыбели. И вы совершенно точно знаете, что я провел в Крау двадцать четыре года. Могу ли я не знать «Лубилан»?
— Хмм. Ну ладно. Итак, в «Лубилане» ведутся научные разработки на мировом уровне, большая часть которых, к сожалению, связана с химическим оружием — нервно-паралитическими газами и тому подобным.
— К сожалению? Разве Соединенные Штаты не ведут подобных исследований?
Харпер надулся:
— Это не в моей компетенции.
Бруно терпеливо сказал:
— Послушайте, доктор, если вы мне не доверяете, то как вы можете рассчитывать, что я стану доверять вам? Это в вашей компетенции, и вы это прекрасно знаете. Вспомните курьерскую службу вооруженных сил в аэропорту Орли. Через нее осуществляются все совершенно секретные контакты между Пентагоном и армией США в Европе. Вспомнили?
— Да.
— Помните некого сержанта Джонсона? Парня с громким патриотическим именем Роберт Ли? Один из самых выдающихся русских шпионов, внедренных в американские службы, бог знает как долго передавал КГБ важнейшие военные секреты Европы
— Помню, — нехотя признал Харпер. Беседа с Бруно шла не совсем так, как он предполагал.
— Тогда вы не забыли и то, что русские опубликовали фотокопии одной из сверхсекретных директив, которую выкрал Джонсон. Это был новейший план, разработанный Соединенными Штатами на случай, если Советский Союз захочет перейти границы Западной Европы. Предполагалось, что в таком случае Соединенные Штаты опустошат континент, развязав ядерную, химическую и бактериологическую войну. Тот факт, что все гражданское население будет полностью уничтожено, считался само собой разумеющимся. Опубликование документа произвело эффект разорвавшейся бомбы и стоило Америке множества друзей в Европе — миллионов двухсот, не меньше. Впрочем, эта новость вряд ли была опубликована даже на последней странице газеты «Вашингтон пост».
— Вы прекрасно информированы.
— Если человек не работает в ЦРУ, это еще не значит, что он неграмотный. Я умею читать. Мой второй родной язык — немецкий. Моя мать была родом из Берлина. А эту историю опубликовали сразу два немецких журнала.
— «Шпигель» и «Штерн», — покорно подтвердил Харпер. — В сентябре 1969 года. Неужели вы получаете какое-то особое удовольствие, насадив меня на крючок и наблюдая, как я извиваюсь?
— Какое там удовольствие! Просто я хочу подчеркнуть два важных момента. Первое: если вы не воспринимаете меня как равного во всех вопросах, не надейтесь на сотрудничество. И второе: я хочу, чтобы вы знали, почему я вообще взялся за это дело. Не знаю, стали бы Соединенные Штаты на самом деле устраивать резню или нет. Я в это не верю, но в данном случае мое мнение не имеет значения: важно, во что верят жители Восточной Европы, и если они считают, что Америка без колебаний осуществила бы эту угрозу, то у них может возникнуть сильное искушение нанести упреждающий удар. Из того, что мне рассказал полковник Фосетт, я понял: одной миллионной грамма антивещества вполне хватит для того, чтобы успокоить Америку раз и навсегда. Сомневаюсь в том, что у кого-нибудь есть подобное оружие, но, с моей точки зрения, нужно выбирать меньшее из двух зол. Я европеец по рождению, но Америка меня усыновила, и я останусь верен своим приемным родителям. Из этого мы и будем исходить. Изложите мне все по порядку. Считайте, что я никогда в жизни не слышал о Крау.
Харпер посмотрел на Бруно без особого энтузиазма и сказал кислым голосом:
— Если вы намеревались внести в наши отношения небольшие изменения, то, безусловно, добились своего. Правда, я не назвал бы их такими уж небольшими. Итак, «Лубилан». Очень удачно, что исследовательский центр расположен всего в четырехстах метрах от помещения, в котором разместится цирк. Оба здания находятся в городе, но на самой окраине. Как вы видите, фасад «Лубилана» выходит на главную улицу.
— На плане изображены два здания.
— Я к этому и подхожу. Оба здания, кстати, соединены двумя высокими стенами, которые не отображены на плане. — Харпер быстро дорисовал стены. — Позади «Лубилана» находится пустырь. Ближайшее строение в этом направлении — теплоэлектростанция, работающая на мазуте. В здании, которое выходит на главную улицу, — назовем его западным — и ведутся исследования. В восточном здании, в том, что выходит на пустырь, тоже ведутся исследования, но совсем другого рода и почти наверняка более опасные. В восточном здании проводятся очень неприятные опыты — опыты на людях. Здесь всем заправляет тайная полиция. Это тюрьма строгого режима, где содержатся государственные преступники — от потенциального убийцы премьер-ми-нистра до слабоумного поэта-диссидента. Уровень смертности, насколько мне известно, здесь гораздо выше обычного.