Пассат
Шрифт:
Рори с раздражением поднялся, вышел поправить ставень и попал под сильный теплый дождь, глядя сквозь серые струи в сторону пляжа, где с грохотом разбивались волны, он подумал, где теперь «Фурия» и на свободе ли еще Бэтти. Видимо, да, если б его схватили, Маджид сообщил бы. К тому же, в городе у него масса друзей, и если он хочет избежать преследования, загнать его в угол будет нелегко. Он будет поддерживать связь с Ралубом, и как только опасность минует, «Фурия» придет в пролив Тумбату за своим капитаном, Бэтти присоединится к ним с Амрой и Дахили, служанкой Зоры, и они возьмут курс на Цейлон или на Целебес.
Бэтти будет жаль расставаться с Занзибаром, но пока при нем Амра,
С того дня, как девочка впервые попыталась произнести его имя, пальчики ее ухватились за привязанность Бэтти и не ослабляли хватки. Он был ее добровольным, преданным рабом, она деспотически правила им и платила такими любовью и доверием, на какие по праву мог бы рассчитывать отец. И хотя Бэтти иногда отпускал едкие замечания по поводу сдержанного отношения капитана к собственной дочурке, Рори знал, что втайне он рад этой сдержанности, она позволила ему присвоить львиную долю любви ребенка.
Бэтти так сильно противился тому мстительному похищению больше из-за Амры, чем из-за Геро, он прекрасно понимал, к чему оно приведет. Рори понимал тоже, но тогда его так слепила ненависть, что он не думал о последствиях.
Эту кашу заварил я, подумал Рори, но расхлебывать ее буду не только я один — как ни жаль! Бэтти, Амра и Ралуб лишь трое из тех, кому ее придется отведать…
Шторм кончился незадолго до полудня, часа через два небо очистилось, и солнце стало припекать мокрую землю, выпивая дождевые капли с травы и с деревьев, пробуждая запахи тамариска, жасмина и сорванных листьев. К вечеру, когда стало прохладнее, Рори пошел в конюшню и с досадой обнаружил, что его кобыла Зафране все еще страдает от растянутого на прошлой неделе сухожилия. На всем скаку она угодила копытом в крысиную нору.
— Опухоль почти сошла, — сказал Ксрбалу, проводя узловатой рукой по шелковистой коже лошади, — но ездить на ней пока не стоит.
Рори угостил ее сахаром, который Зафранс приняла с благодарностью, и отправился на пешую прогулку. Пошел он вдоль пляжа в южную сторону, к Мкокото-ни, унылая северная оконечность острова ему не (нравилась. Ветер прекратился, было время отлиты, в море не виднелось ни единого судна, поэтому Рори вышел из-за деревьев, пошел по мокрому песку пляжа и двадцать минут спустя там, где длинные низкие мысы тянутся в море, и заросли мангро спускаются длинными рядами к соленой воде, обнаружил каяк, застрявший в расселине между неровными выступами коралловой скалы.
Он лежал, накренясь и накрепко застряв расщепленным носом, над ним жужжала туча мух. Но Рори мог бы пройти, не заметив его, если бы не отвратительный запах: тошнотворный, очень хорошо знакомый смрад гниения, отравляющий свежий вечерний воздух. Фрост подошел взглянуть на разбитое суденышко.
Глянув с гримасой отвращения, Рори было уже собрался отойти, но потом вдруг замер и быстро вернулся обратно. Достал платок из-за пазухи арабского халата, прикрыл им рот и нос и нагнулся осмотреть тело, лежащее, свернувшись калачиком, на дне каяка. Накануне вечером он слышал шевеление в лодке, то была не слабо бьющаяся рыба, а умирающий человек.
Признаки болезни были ясно видны. Рори выпрямился, снял одежду, обмотал вокруг пистолета, с которым не расставался в последний месяц, и, сунув ее в коралловую щель, вошел в воду, смочил платок и обвязал
Вернувшись к каяку, он с большими усилиями высвободил его нос из расселины. Взял обрывок веревки из пальмовых волокон, некогда прикрепленный к исчезнувшему парусу, привязал неподвижного пассажира, чтобы он никуда не делся, и, оттащив лодку на глубокое место, затопил там, где она не обнажится даже при полном отливе. Потом отплыл ярдов на сто и принялся нырять, обмывая голову.
Выйдя в конце концов на узкий мыс, он пошел обратно к своей одежде, отложил пистолет, все остальное выстирал в море и разложил на горячем песке сушиться под косыми лучами вечернего солнца.
Воздух уже пахнул только соленой водой и грязевыми норками, где скрывались крабы, когда прилив отступал, обнажая корни мангро. Небо из ультрамаринового стадо светло-бирюзовым, закат пламенел, отбрасывая длинные лучи, отражающиеся в жемчужном кюре и золотящие рифы. Но Рори сидел, охватив руками колени, и ничего этого не замечал.
Рори не сомневался, что каяк, только что затопленный на глубине пятнадцати футов, был тем самым, который он видел накануне вечером. И теперь понимал, почему он казался груженым, почему тот негр покинул его — и был испуган. Негра надо найти как можно скорее, это будет нелегко, у него были почти сутки форы, и если он достиг какой-то деревни, то уже может оказаться слишком поздно. Однако негр был усталым, и есть легкая вероятность, что он лежит, спрятавшись среди кустов и деревьев, набираясь сил, прежде, чем идти вглубь острова.
Рори поднялся на ноги, его просторный хлопчатобумажный халат и жилет почти высохли, он надел их и быстро пошел к тому месту, откуда негр повернул к деревьям.
Лучи заходящего солнца пронизывали чащу высокой травы, казуарин и панданусов на краю утеса пониже рядов высоких пальм. В их свете ярко блеснуло что-то металлическое, и Рори, шатавший сквозь мелколесье, увидел, что это дешевая жестяная коробка, лежащая открытой и пустой возле ветхой хижины из пальмовых листьев.
Хижина была небольшой, небрежно выстроенной, выглядела она так, словно перенесла несколько дождливых сезонов, но поскольку стояла в отдалении от пляжа и была обвита побегами дикого винограда, Рори раньше не замечал ее. Шел он к ней осторожно, но ступать бесшумно в таком месте было нельзя. Внутри ее послышался шорох, затем наружу выполз на четвереньках человек и неуверенно поднялся, щурясь от лучей заходящего солнца. Это был тот самый негр, которого он видел при лунном свете. Узнав его, Рори ощутил огромное облегчение. Успел!
Черная кожа негра приобрела серый оттенок и казалась слишком просторной для его громадного тела. Заговорил он нетвердым, хриплым голосом, словно древний старик или пьяный.
— Джамбо… хабариза кутва? (Привет… какие новости принесло утро?)
— Сиджамбо! День прошел, и наступил вечер, — ответил Рори. — Что ты делаешь здесь, и что с тем, кто приплыл с тобой?
— Умер, — заплетающимся языком ответил негр. — Они все умерли. Наша дау зашла в Пангани, мы увидели, как люди падают на улицах, и быстро отплыли; нас было тридцать восемь. Один человек тайком пробрался на борт и спрятался в надежде бежать от болезни, он принес ее с собой и умер. Но зараза осталась и стала нас косить. В конце концов живыми остались двое, я и араб из Шарджи. Ветер понес дау, швырнул на риф возле устья реки. Тогда мы взяли золото, жемчуг, серебро — мертвецам они ни к чему к спаслись с тонущей дау. Украли рыбацкую лодку, и течение принесло нас через море сюда. Араб заразился и умер, как только мы достигли берега. Я один остался в живых из всех, кто десять дней назад покинул Пангани. Только я!