Пассат
Шрифт:
Ночь была жаркой, очень тихой, море плескалось о длинный изогнутый пляж ленивой, почти беспенной зыбью не громче шороха пальмовых листьев под легким ветерком. Пронзительный стрекот цикад и кваканье лягушек в болоте за пальмовой рощей утихли, и лишь — удары барабана раздавались по-прежнему.
Барабаны на Занзибаре били постоянно, а этот находился так далеко, что был едва слышен. Но почему-то в этом легком, назойливом стуке звучала какая-то тревожная нотка, усиливая внезапное беспокойство и досаду Рори. Он спустился с крыши и, быстро пройдя через сад, поднял смотрителя дома, спящего в маленькой кирпичной пристройке к массивным воротам.
Кербалу
Но Рори вышел лишь затем, чтобы утопить свое беспокойство и охладить разгоряченное тело в безмятежном море. Хотя в первом он преуспел не особенно, плавание освежило его и расположило ко сну. Пустынный пляж белел в лунном свете, море казалось мерцающим шелком. Он прислонился к одной из невысоких пальм, тянущихся вдоль пляжа, и стал глядеть на серо-стальные очертания Тумбату, ночной ветерок овевал его прохладой.
В этом серебристом затишье что-то двигалось. Рори понял, что кроме него не спит еще кто-то, разглядев, что по проливу призрачной тенью плывет маленькая лодка. То был рыбацкий каяк, зрелище в этих водах вполне обычное. Рори бесцельно наблюдал за ним. Лодка повернула и подошла к берегу футах в двадцати от него. Он слышал, как под ее носом заскрипел мокрый песок, как хлопает праздно треплющийся на легком ветерке парус. Из каяка вышел на мелководье человек и уставился на дно лодки, словно разглядывая улов.
Ночь была такой тихой, что Рори слышал его тяжелое дыхание и что-то похожее на предсмертное шлепанье рыбы. Но когда человек распрямился, в руках у него была не рыба и не сеть, а большая жестяная банка и небольшой узел, очевидно с едой или с одеждой, которые он положил на сухой песок подальше от воды. Потом человек опустил парус, но на берег лодку не вытащил, а вошел в воду и толкая ее перед собой, вытолкнул на глубину, где течение подхватило каяк и медленно понесло. Лодка казалась сильно осевшей, будто все еще с грузом, человек стоял по пояс в мерцающей воде и провожал ее взглядом. Когда наконец она скрылась, он повернулся, поспешно вышел на берег и, взяв свои вещи, прошел ярдах в двух от стоящего за пальмовым стволом Рори.
Лунный свет падал на лицо идущему, и Рори увидел, что это негр, что он охвачен каким-то сильным чувством — волнением или страхом. Хотя, возможно, то была просто усталость, потому что он греб веслом, увеличивая скорость каяка. Пот скатывался блестящими каплями на его лицо и шею, глаза казались неестественно выкаченными. Рори решил, что это беглый раб, укравший каяк в рыбацкой деревушке или на материке, заодно прихватив кое-что из вещей своего владельца, потому что в свете луны на его большом пальце сверкало толстое серебряное кольцо с плоским кружком стекла или хрусталя величиной с кейптаунский доллар. Если так, то лодку он оттолкнул в надежде, что ес прибьет к берегу где-то далеко, и погоня направится По ложному следу.
Удачи ему! — праздно подумал Рори, глядя, как темная фигура, исчезает в зарослях панданусов и казуарин. Он испытывал сочувствие к нарушителям закона и преследуемым. И хотя сам торговал рабами, не видел причин содействовать поимке невольника, у которого хватило духу попытаться бежать на волю, или необходимости оповещать его о своем присутствии.
Рори потянулся, зевнул и обратил внимание, что ветерок, пригнавший каяк к берегу, стих, а далекий барабан все еще стучит, но
Старого смотрителя он рассчитывал найти спящим и удивился, увидев, что тот стоит за воротами, смотрит в глубь острова и, склоня набок голову, к чему-то прислушивается. Лунный свет, превращающий его седую голову и бороду в серебро, странно блистал в глазах старика, каки у негра. Выражение его лица побудило Рори резко спросить:
— В чем дело? Что беспокоит тебя?
— Барабаны! — прошептал в ответ Кербалу. — Слышишь?
— Ну и что? Бьют по случаю свадьбы или праздника. По ночам всегда слышен их бой.
— Не этих! — Старик вздрогнул, и Рори услышал, как у него стучат зубы. — Сейчас бьют Священные Барабаны! Спрятанные барабаны мвении мкуу!
— Чепуха, — лаконично произнес Рори. — Дун га находится южнее на много миль, даже втихую ночь звук не разнесется и на десятую часть этого расстояния. Это нагома в Мкокотони или в Потоа. Или где-то в рыбацкой хижине ребенок колотит в там-там.
— Там-там издает не такой звук. Это Барабаны Занзибара. Ты белый, иначе бы понял тоже. Видимо, они стучат только для нас. Я слышал их однажды в молодости — всего раз в жизни. В ту ночь на остров пало проклятье Великой Засухи, потому что Великий Повелитель мвении мкуу был схвачен и бежал. Барабанов в ту ночь не касался никто, однако все слышали их стук; в них били злые духи, предвещая бедствие, а затем последовали три засушливых голодных года. Кто знает, что предвещают они теперь?
— Твой слух обманывает тебя, отец, — сказал Рори. — Этот звук говорит о плясках в какой-то из ближних деревень.
— Нет, — прошептал Кербалу. — О смерти!
33
Едва рассвело, над островом разразился шторм, и Рори спросонья показалось, что он все еще слышит барабаны. Но разбудил его шум, оказавшийся скрипом и хлопаньем ставня, сорвавшегося с запора и раскачивающегося под ветром.
Он лежал и прислушивался к шуму с нарастающим раздражением, потому что провел беспокойную ночь и чувствовал себя недовольным, усталым. По какой-то необъяснимой причине у него не шли из головы нелепые утверждения Кербалу относительно барабанов, всю ночь они тревожили его сны и будоражили часы бодрствования так же беспокойно и назойливо, как далекий стук, стихший, когда небо стало светлеть.
Даже теперь, лежа без сна в дождливый рассветный час, слушая вой ветра в пальмовой роще и сводящий с ума стук ставня, он чувствовал, что беспокойство его не совсем улеглось, и с досадой решил, что проведенные на Востоке годы все же привили ему суеверия, которые сочли бы фантастичными в современном суетливом мире с газовым освещением, паровозами и пароходами.
Он не подозревал за собой подобной глупости и недовольно думал, что пустая болтовня седого, очевидно, тугого на ухо старика, могла лишить его сна и вызвать дурные предчувствия. Может, оно и к лучшему, что теперь ему нельзя жить в безопасности на острове и нужно искать другую базу для своей деятельности. Если он позволит себе волноваться из-за суеверий вроде тех, какие вчера услышал от Кербалу, то вскоре станет совсем никчемным!