Пассат
Шрифт:
Но он, отвергнув здравый смысл, справедливость и блестящие способности к самосохранению, замыслил это несправедливый, архаичный способ мщения, осуществил свой замысел, несмотря на предостережения Ралуба, гневные протесты Бэтти и доводы рассудка. А теперь не мог понять, что толкнуло его на это, и, несмотря на тяжелые последствия, — не жалел о содеянном!
Три дождливых дня, казавшихся прелюдией к новому Потопу, Рори мучился в сыром, безлюдном доме беспокойством, раздражением и воспоминаниями. Однако на четвертое утро тучи разошлись, день выдался удушливо-жарким. Рори вновь отправился туда, гае стояла хижина, и обнаружил, что пепел и головешки затянуло раскисшей
Но зрелище это принесло ему мало удовлетворення, потому что он не мог забыть рассказ негра. А также, что Пангани и многие другие порты находятся близко, значит, будут другие дау, другие беглецы, пытающиеся спастись от заразы, распространяющейся по Африке, словно медленный огонь. Оставалось только надеяться, что Маджид сдержит слово, что торговцы и таможенники позаботятся, дабы ни один человек из зараженного порта не высадился на Занзибар, а получив дурные вести, закроют гавань для всех африканских судов. Ветер, во всяком случае, совершенно прекратился, судя по цвету неба, наступило долгое затишье. В другое время Рори не радовался бы этому из-за палящей жары. Но в данных обстоятельствах оно оказалось Божьим благословением, хотя из-за него «Фурия» надолго задержится, зато и дау с рыбацкими лодками не смогут достичь Занзибара.
Он отвернулся от выжженного пятна среди исходящей паром густой зелени и, слегка успокоясь, пошел искупаться. Хотя вода в море была неподвижной, как промасленный шелк, и вечер не принес ни малейшего ветерка, к нему вернулось беспокойство, а с ним и неприятное ощущение чего-то упущенного. Казалось, он должен был видеть это — и видел, но не смог уловить значения.
Эта мысль преследовала его с назойливостью капающего крана или скрипящего ставня: он в подробностях вспоминал все с тех пор, как увидел выходящего на берег негра, до той минуты, как отвернулся от потрескивающего костра, удовлетворенный тем, что уничтожил все, способное разнести заразу, ничего опасного припомнить не мог. Он ничего не унес оттуда, от костра пошел прямо к морю. Незачем больше беспокоиться. И все же где-то в глубине сознания по-прежнему капал кран и скрипел ставень…
Следующая неделя выдалась жаркой, как никогда в это время года. Даже в полночь на крыше Рори не мог уснуть от жары, и часы медленно тянулись в тишине, не нарушаемой ни единым привычным звуком. Не шелестели пальмовые листья, не били барабаны в разбросанных вокруг деревушках. Даже цикады не стрекотали в пальмовых рощах или густых зарослях, вялый шелест прилива не достигал дома на утесе. Рори иногда казалось, что если он громко крикнет с крыши, его голос услышат в городе, до того жаркими, тихими, безмолвными были ночи.
За всю эту бесконечную неделю он не видел ни единого паруса. Море лежало пустынным, мерцающим, с точками коралловых островков, трепещущими в жаркой дымке, будто миражи в пустыне. Высматривать «Фурию» не имело смысла, она, как и любое парусное судно в этом гладком, как стекло, океане, неподвижно стоит в ожидании ветра. При таком штиле мог передвигаться только «Нарцисс», но и он уже давно не показывался, и Рори подумывал, не отказался ли Дэн от своего намерения и не ушел ли к побережью, и почему нет вестей от Бэтти.
Он хотел было съездить за новостями в Мкокотони, но решил не искушать судьбу и жалел, что Кербалу или его жена редко ездят на базар, от них он мог бы узнать хотя бы деревенские сплетни. Поместье вполне обеспечивало их продуктами, Кербалу изредка ездил в Мкокотони лишь за керосином и солью, за тканью для жены или какой-то мелочью, которые надо покупать на базаре.
Праздность и покой, которым Рори поначалу так радовался, нарушило появление
И в последний вечер этой долгой недели, когда потянул легкий, освежающий ветерок, он вспомнил то, что видел и забыл. Те слова, которые пропустил мимо ушей.
О них ему напомнила пожилая, молчаливая жена Кербалу, сама не подозревая этого. Рори по пути в конюшню увидел, что она несет воду из колодца за домом, и пришел ей на помощь, потому что неуклюжее кожаное ведро было тяжелым. Женщина машинально прикрыла нижнюю часть лица хлопчатобумажной чадрой, это скорее было уступкой обычаю, чем попыткой скрыть черты морщинистого, непривлекательного лица. При этом солнце блеснуло на крохотном зеркальце, вправленном в дешевое серебряное кольцо на большом пальце левой руки. При виде его Рори внезапно вспомнил о другом кольце — том, что видел при лунном свете на руке того негра.
Но его не было на пальце, когда негр погиб, и он что-то говорил о кольце; «Все, кроме двух серебряных монет, на которые куплю еды, и кольца, уже послужившего хорошей платой…».
Платой за что?
Рори быстро повернулся к жене Кербалу и требовательно спросил, откуда у нее это кольцо, давно ли она его носит. И ощутил громадное облегчение, когда удивленная женщина ответила, что это свадебный подарок, и носит она его больше тридцати лет. Он внес ведро в кухню, поставил на пол, торопливо вышел, взял деревянные грабли, которыми Кербалу сгребал палую листву, и отправился к месту, где стояла рыбацкая хижина.
Трава уже поднялась над черным пеплом и обугленными головешками на несколько дюймов. Он стал старательно разгребать граблями пепел, просеивать его между пальцами и вскоре нашел два почерневших металлических кружочка. Те серебряные монеты, которые негр отложил для покупки еды в ближайшей деревне. Но несмотря на тщательные поиски, ничего, похожего на кольцо, не обнаружил.
Сходив к дому за лопатой, Рори принялся рыть обожженную землю и в конце концов откопал тяжелый узел из дешевой ткани. Он не представлял, может ли на такой вещи сохраниться толика заразы, но тут было не до осторожности, он развязал грубые узелки и раскрыл накопленное богатство мертвецов с дау, так недавно отплывшей из Пангани. Его, как сказал негр, одному человеку хватило б на жизнь в достатке до конца дней. Золотые и серебряные монеты, несколько ювелирных изделий, парчовый мешочек, набитый жемчужинами. Но кольца не оказалось и там.
Рори зарыл все это обратно в ямку, утоптал над ней землю, забросал ее сором и снова пошел к морю смыть с себя заразу, которую мертвецы могли оставить на своем утраченном богатстве. Но движения его были механическими, потому что мысли обратились к тем часам, которые негр провел на острове. Он недоумевал, почему не подумал раньше, что в этой хижине кто-то мог побывать до него, и почему упоминание о кольце не задело его внимания. Нужно будет расспросить Кербалу.
Занялся Рори этим, как только вернулся домой, и старик безмятежно сказал, что старой хижиной часто пользуется одна бедная женщина из Марубати, она живет тем, что собирает на плантациях волокна кокосовых орехов и опавших листьев, потом продает для изготовления корзин, циновок и канатов. Он сам видел, как она собирала эту дрянь накануне последних дождей. Вне всякого сомнения, женщина заходила в хижину переждать там полуденную жару.