Пассат
Шрифт:
— Я тоже считаю, что могут, — признался Рори. — Собственно говоря, последние два дня я подумываю, что пора мне перебраться в более безопасное место. Не хотелось бы видеть, как «Нарцисс» бросит якорь перед дворцом и наведет пушки на твои окна.
— Мне тоже, — сказал Маджид. — Я думаю, какое место может оказаться для тебя самым безопасным. В городской дом или в Кивулими возвращаться нельзя, затем и другим наблюдают; уходить морем тоже неблагоразумно. Но мне вспомнился домик у берега за Мко-котони, принадлежит он моему двоюродному брату, который сейчас в Омане. Я предупрежу смотрителя, чтобы он хорошо принял тебя и помалкивал, что ты там. Сообщу твоей команде, где ты, чтобы вы решили, как быть дальше. Если примешь мой совет,
— Пожалуй, ты прав, — философски согласился Рори. — Но, похоже, там я буду чертовски скучать.
— Скука лучше, чем смерть! А если не поспешишь убраться из города, жить тебе недолго. С твоими слугами и дочерью ничего не случится, эти англичане жаждут только твоей крови.
— Знаю. Когда и как мне уезжать?
— Думаю, завтра вечером. Несколько женщин пойдут навестить своих приятельниц в дом за базаром Малинди, ты отправишься с ними под видом одного из стражей, а возле ручья покинешь их. Там тебя будет ждать проводник с лошадьми. Устроить это нетрудно; и безопаснее, чем оставаться здесь, тут слишком много любопытных глаз, болтливых языков и продажных душ!
Маджид сдержал слово и все устроил. Рори вышел из дворца через двери для женщин уже в темноте, при свете фонаря, одетый по-арабски, и вместе с евнухами и вооруженной стражей сопровождал дюжину укутанных чадрами женщин по кривым, вьющимся, пересекающимся улицам и переулкам. Зрелище такой процессии было привычным и не возбуждало особого любопытства. Ее дважды останавливали белуджи, один раз патруль моряков с «Нарцисса», однако никто не хотел беспокоить женщин из дворца, поэтому им тут же позволяли следовать дальше.
Самым опасным местом был мост через ручей, потому что Рори отделился от процессии и пошел один. Но, видимо, Маджид подкупил или как-то убрал тех, кто нес там охрану. Фроста никто не останавливал, никаких стражей не было видно, он перешел дурно пахнущий поток, отделяющий каменный город от лачуг африканского города и нашел двух людей, поджидавших его на пустыре.
Одним из них был мистер Поттер, и Рори немного пошептался с ним, потом сел на свободную лошадь и поехал с проводником к открытому пространству, а Бэтти вернулся безлюдными закоулками к дому одного приятеля.
Путешествие в темноте было долгим, большей частью приходилось ехать со скоростью пешехода. В полночь Рори с проводником прервали путь и заночевали в пустой хижине на краю гвоздичной плантации возле Чуни. Проснувшись на сером рассвете, позавтракали всухомятку и поехали уже быстрее по мокрой траве и зарослям кустарника. Северо-восточный пассат раздувал их плащи, справа над поросшими пальмами холмами небо светлело все больше.
В этой части острова было немного дорог, да и те представляли собой проселки или тропки между деревнями. Кроме редких крестьян вдали на тростниковом поле или в роще кокосовых пальм, всадники никого не видели. Местность казалась тихой, пустынной, очень спокойной. Когда взошло солнце, уже показалась Мкокотони, они Обогнули эту деревушку, стараясь не попадаться на глаза, и поехали берегом, слева от них раскинулось море с барашками пены, потом ответвление извилистой дороги, проходящее через пальмовую рощу, привело их наконец к погруженному в тень апельсиновых и гранатовых деревьев двухэтажному арабскому дому, огражденному высокой стеной из кораллового известняка.
Встретивший их старик-смотритель отвел усталых лошадей в конюшню, где стоял только сонный ослик, а Рори поднялся на плоскую крышу и, глядя вниз, на имение, которое будет служить ему надежным убежищем в ближайшие Недели, решил, что все могло оказаться гораздо хуже. Место было тихим, уединенным, мало кто мог узнать, что в доме помимо смотрителя и его пожилой, молчаливой жены живет еще кто-то. Людей у Дэна
Дом принадлежащий двоюродному брату султана, стоял возле невысоких коралловых утесов, фасадом к островку Тумбату, расположенному неподалеку от берега в длинной, извилистой бухте севернее Мкокотони. От постоянных ветров его закрывала пальмовая роща, и место было тихим. Рори, хотя никогда особо не жаждал покоя, с удивлением обнаружил, что перспектива провести здесь в одиночестве и праздности несколько недель, а то и месяцев, только есть, спать и купаться или лежа на спине, глядеть в небо, отнюдь не кажется ему неприятной. Старею, должно быть, подумал он и расстроился при этой мысли.
Присланный Маджидом проводник вечером уехал обратно в город, и потянулись долгие, спокойные дни. Наступило и прошло Рождество, а белый берег, тянущийся под низкими коралловыми утесами, оставался все таким же пустым. За островком Тумбату иногда показывались то какая-нибудь дау, то «Нарцисс», патрулирующий побережье в поисках «Фурии», проверяющий, не скрывается ли она где-нибудь в маленькой бухте, глубокой речке или за островом. Но в узкий пролив между Тумбату и Занзибаром заходил лишь рыбацкий каяк, принад лежащий рыбакам, живущим в деревушке среди пальм, панданусов и казуарин, окаймляющих коралловые пляжи.
Впервые за двадцать лет Рори оказался в полнейшей праздности, и эта жизнь, как ни парадоксально, была одновременно и спокойной и тревожной.
Приятно было лежать голым на пустынном пляже в тени пальм Наблюдая, как песчаные крабы снуют среди выброшенных на берег водорослей, слушая плеск воли о песок и выветренные скалы. Плавать в прохладной воде над многоцветным подводным миром, где косяки рыб проплывают между разветвлениями кораллов, а его собственная тень следует за ним на глубине трех морских саженей по рифам, скалам и белым полоскам песка. Гулять в пальмовой роще или сидеть на плоской крыше дома, глядя, как солнце опускается за холмы Африки, или как в далеких тучах сверкают молнии.
Иногда стояла влажная жара, листья пальм вяло повисали в сыром воздухе, птицы неподвижно сидели в тени, приоткрыв клювы, а море напоминало расплавленный металл. Иногда. Рори просыпался от стука дождя по крыше и находил мир затянутым дымкой, заслоненным косыми серебристо-серыми струями и вновь приятно прохладным. Иногда над островом раскатывал-сягром, дул штормовой ветер, пальмы ходили ходуном, будто метлы на шабаше ведьм, а море бушевало, разбиваясь об утесы белой пеной.
Шторм кончался, на безоблачном небе появлялось солнце, снова становилось тихо и жарко, и ничто не напоминало о недавней непогоде, кроме разбросанных кокосов, сорванных пальмовых листьев, нескольких сломанных деревьев и дохлых мотыльков…
Однажды вечером, сидя на низком парапете крыши и глядя, как в зеленом озере неба тускло вспыхивают звезды, Рори поймал себя на том, что вспоминает прошедшую жизнь с таким чувством, будто в последний раз листает страницы знакомой книги, которая вскоре будет закрыта и отложена навсегда. Словно старик, оглядывающийся с тоской и бесстрастием на минувшие дни, ни о чем не забывая, ни о чем не жалея — кроме их невозвратности.
— Рори не понимал, откуда у него такое сильное ощущение, будто он дошел до конца длинной дороги; может, оттого, что Бэтти с Маджидом правы, говоря, что на сей раз он зашел слишком далеко. Теперь ему опасно находиться на Занзибаре и султанских территориях. И все же дело не может заключаться только в этом, «Нарцисс» не останется в гавани навсегда, британский консул отправится в Англию, где получит новое назначение. Дэн Ларримор тоже отслужил в тропиках больше положенного срока, так что скрываться придется от силы несколько месяцев, а когда полковник с Дэном уедут, можно будет спокойно вернуться и жить прежней жизнью. Но совершенно неожиданно Рори понял, что ктой жизни не вернется. Книга эта дочитана и закрыта.