Пастырь добрый
Шрифт:
– Не все слова одинаково полезны, – отозвался Курт, распрямляясь, и решительно вздохнул: – Ну, что, collegae? Пора кончать с этой дудкой – сколько уж можно тянуть; перед смертью не надышишься.
– Точнее и не скажешь… – чуть слышно пробормотал Ланц, стоящий вот уж около минуты молча и не шевелясь, глядя в разверстую могилу углежога странным, словно застывшим взглядом; с места он стронулся с усилием, сильно припадая на порезанную ногу и кривясь, точно бы к плечам его был привязан нагруженный камнями мешок, влачащийся по земле. Флейту он, наклонившись, подобрал прежде,
– Я б на вашем месте эту дрянь руками бы не трогал, – неуверенно посоветовал Бруно, осторожно приблизясь и рассматривая резную трубку с опасливым интересом. – Как сейчас чего-нибудь… этакое…
– Ерунда. – Ланц повернул флейту в пальцах, глядя на сбегающую по ней воду, и улыбнулся. – Как видишь – держу, и ничего.
– Бруно? Ко мне.
От того, как резко прозвучал окрик, Курт поморщился и сам, однако в ответ на возмущенный взгляд подопечного лишь повторил:
– Сюда, я сказал. Пора и впрямь завершить все это, после чего как подобает побеседовать с нашим гостем. Будешь стоять здесь и, как бы чего не вышло, за ним наблюдать, – пояснил он, когда Бруно приблизился; сняв арбалет с ремня, натянул, заряжая снова, и пояснил: – Если что покажется не так – стреляй, не думая; лучше потерять подозреваемого, чем…
Курт не договорил и в протянутую к нему ладонь подопечного оружия не вложил – ухватив его вместо этого за запястье, рывком отшвырнул себе за спину и поднял арбалет, наставив на Ланца.
– Что за… – проронил растерянно Бруно, попытавшись одернуть его локоть вниз, и он, не глядя, саданул этим локтем назад, услышав за спиной задушенный вдох.
Ланц посмотрел на направленное в его сторону оружие спокойно, медленно подняв взгляд от четырех стальных острий к его лицу.
– Гессе, – вымолвил он тихо, – у тебя что – мозги переклинило после сегодняшнего?
– Брось эту штуку, – так же тихо, четко выговаривая каждое слово, потребовал Курт, не опуская руки. – Сию же секунду.
– Керн был прав – тебе надо спать больше, – отозвался сослуживец, по-прежнему не повышая голоса. – Ты хоть соображаешь, кто ты и где? Кто я такой – помнишь?
– Кто ты такой… – повторил он медленно. – Это хороший вопрос. Ответ вот только плохой… Брось флейту, живо.
– Да ты спятил совсем! – прошипел подопечный за спиной, и Курт вздохнул, кивнув:
– Вот как?.. Тогда – Дитрих, подойди к костру и брось треклятую дудку в огонь, прямо сейчас. Клянусь, если ты это сделаешь – я немедля же извинюсь, а когда возвратимся в Кёльн – напишу прошение в ректорат об отстранении меня от инквизиторской должности. Итак? Шаг – и одно движение руки, чтобы доказать, что я спятил.
В неподвижности и молчании прошло мгновение, другое, третье – долгие, как тропа в поле – и Ланц, наконец, невесело улыбнулся, качнув головой.
– Надо же – сколько убежденности; никогда б не подумал… – произнес он, расслабясь и опустив руку с зажатой в ней деревянной флейтой. – И когда же вы сумели понять, майстер инквизитор? Главное – как?
– Считай это чутьем следователя, – ответил Курт сухо, кивнув на его руку: – Флейту, я сказал, брось, Крюгер.
Глава 19
– Что за черт? – проронил
– Брось.
– А иначе – что, майстер инквизитор? – с улыбкой уточнил тот. – Стрелять станете?.. Не думаю. Не убьете же вы сослуживца, напарника, друга, который в вас души не чает?
– Считываешь воспоминания при подселении? В таком случае, ты должен знать, какого мнения обо мне Дитрих – обо мне и о том, что я могу сделать. Брось эту пакость.
– О, да, вынужден признать – немногие сочли бы лестным то, что думает о вас ваш приятель; немногие, но не вы, майстер инквизитор, так?.. – от улыбки, покривившей губы Ланца, стало холодно, хотя, казалось бы, озябнуть больше, чем уже промерз на этом ветру под градом и дождем, было нельзя. – Только вот выводы из его знаний я делаю свои. Знаете, какие? Вы не станете меня убивать. Вы не сделали этого сразу, и с каждым мгновением вам этого все меньше хочется, и уверенности все меньше, и рука уже начинает подрагивать… Вы утомились или же попросту никак не можете убедить себя сжать палец до конца?
– Не надейся, – возразил Курт, поддержав правой ладонью запястье левой руки с арбалетом; рука и впрямь дрожала от усталости, и прежде привычно легкое оружие сейчас казалось тяжелым, как кузнечный молот.
– Кто из вас свихнулся? – оторопело выдавил подопечный, выйдя из-за его спины, но уже не пытаясь приблизиться к тому, кто стоял на краю разрытой могилы, по-прежнему держа в руке флейту; голова Ланца качнулась, и губы изобразили показную усмешку:
– Скептики… Они временами как дети, не находите, майстер инквизитор? «Nisi videro» [142] …
142
Nisi videro /in manibus eius figuram clavorum/ – Если не увижу /на ладонях его следов гвоздей/ (лат.).
– Позволь представить, Бруно, – по-прежнему целясь в сослуживца в пяти шагах от себя, выговорил Курт, не оборачиваясь. – Фридрих Крюгер, знаменитый Хамельнский Крысолов, не вполне собственной персоной.
– Знаменитый? – с неподдельным удивлением уточнил голос Ланца. – Польщен… Некоторое время я был, к сожалению, слегка отвлечен от сей действительности – оттуда следить за новостями сложно, как вы понимаете; неужто в самом деле?
– Светской беседы не сложится, Крюгер; брось немедленно эту штуку – и желательно, мне под ноги.
– Прекратите, майстер инквизитор, – поморщился тот. – Чем чаще вы это повторяете, тем все более жалко это выглядит; каждым своим словом вы лишь подтверждаете тот факт, что вреда мне не причините. Не хотите же вы опечалить бедняжку Марту; с каким лицом вы скажете несчастной женщине, что убили ее мужа?
– Почему Дитрих?
На миг все же дрогнул голос, и рука, держащая оружие, едва не опустилась; на один короткий миг показалось, что он прав – тот, кто говорил знакомым голосом, кривя в незнакомой снисходительной улыбке знакомое лицо…