Пастыри чудовищ
Шрифт:
Судя по тому, как Милли шмыгнула обратно под бабушкин бочок — это обещание ее не успокоило.
Разговор со второй девочкой дал чуть больше. Может, потому что удалось зайти к Мариэль только в компании ее матери. Женщины подошли к кровати больной, я зашился в угол у шкафчика, чтобы не отсвечивать.
Я бы и сам не хотел, чтобы кто-нибудь меня видел в таком-то состоянии. А уж шестнадцатилетняя девушка…
На лице — зеленоватая исцеляющая маска. Сквозь нее проступает кровь. Правая ладонь тоже забинтована. Верхняя губа порвана, и полно бинтов на шее. Волосы пришлось частью
Девчонку, похоже, перекачали успокоительным и обезболивающим, потому что отвечала она мертво, безразлично глядя куда-то в живот своей мамочке. Да, зашла в комнату к Милли. Обычный разговор с сестрой. Потом… потом они бросились.
— Из ниоткуда, — и в голосе у нее было тупое, туманное удивление.
Они были маленькие. Меньше кошки. Быстрые. Как молнии. Она кричала. Упала. Пыталась их стряхнуть. Потом прибежали слуги… потом она не помнит.
Госпожа Фаррейн сдобрила рассказ дочки всхлипами в кружевной платок и попыталась было упасть на здешнего поместного доктора-травника. Травник привычным жестом извлек из ниоткуда флакон нюхательной соли.
— Мне нужно осмотреть укусы, — сказала Гриз вполголоса. — Можно?
— Травяную маску не следует тревожить… — завел было травник, но тут с Рицией произошла перемена. Госпожа Фаррейн выпрямилась, зыркнула на Гриз зло и приказала:
— Снимите маску, пусть видит. Если это поможет найти тварей. Но помните — если вы хоть одному человеку за пределами этого поместья…
Доктор — унылый, как голодная моль — завел руки к ушам девочки и снял маску.
Я пожалел, что не могу отвернуться.
Не потому, что не видел изуродованных лиц. Даже изуродованных женских лиц.
Просто я-то не разбираюсь в укусах, и всё, что я смог понять с первого взгляда: девочка едва ли когда-нибудь попадет на свой первый бал.
Наверное, что-то такое у меня на физиономии всё же проступило, потому что Мариэль скользнула взглядом по мне и слабо, как-то совсем по-детски захныкала. Арделл приняла это на свой счёт.
— Прости, пожалуйста, — чуть-чуть наклонилась к девочке, прищурилась. — Это правда необходимо. Я только взгляну, совсем недолго… жар и воспаление начались вчера?
Травник Фаррейнов потерянно развёл руками:
— Собственно, я применил показанные при таких ранениях зелья, однако…
— Однако приходится их использовать в таком количестве, что они уже притупляют сознание, а воспаление не спадает. Опускайте маску. Госпожа Фаррейн, я вызову из «Ковчежца» своего травника. Судя по тому, что раны еще кровят — в них попала слюна зверей, а она может препятствовать заживанию. В питомнике знают, как справляться с такими укусами, чтобы… последствия были минимальны.
Риция приоткрыла было рот — явно, чтобы говорить что-то об огласке. Но сподобилась только на жалкое:
— Неужели вы думаете, что мы не обеспечим…
— Обеспечивайте, — разрешила Арделл. — С учетом того, что специалистов такого профиля в Вейгорде единицы… если только вы не собираетесь искать в других странах или обращаться в лейры нойя — вам не найти лучшего варианта.
Говорила она быстро и нетерпеливо, не отрываясь
— Как вы понимаете, время работает не на вас. Чем больше воспаляются раны, тем меньше шансов, что шрамы удастся убрать.
— Удастся… убрать?
Мариэль приподняла голову. Потом, с усилием, левую руку — указывая на то, что теперь опять скрылось под маской. Изорванные укусами щёки, опухшая, бугрящаяся плоть.
— Это… это можно?..
И впилась глазами в лицо матери с такой отчаянной мольбой, что тут и камень бы не устоял.
Риция Фаррейн только тихо махнула рукой и вполголоса осведомилась — что бы мы желали увидеть ещё.
Комнату, где всё и произошло, конечно.
Обитель маленькой Милли — в левом крыле, погруженном в сад и еще не перестроенном па современный лад.
— Девочка сама выбрала себе эту комнату, — поведала хозяйка. — После гибели моего несчастного брата мы, конечно, стараемся ни в чём не отказывать бедной сиротке…
Заботливые опекуны, да. Готовы поселить бедную сиротку не в детскую, а скорее в бывшую гостиную — просторную, с до безобразия высокими потолками. И повсюду деревянные резные панели — костяшки чешутся каждую простучать.
Три окна с цветными витражами кидают на пушистый ковер разноцветные блики. За окнами — мшистые, переплетенные стволы деревьев. Если бы я жил в такой милой комнатке, я бы мочил одеяльца лет до четырнадцати.
Кружевные, молочного цвета одеяльца. Изумительно неподходящие к высоченным потолкам, и изумрудным обоям. Как и вся эта мебель — разнотипная, разновременная: тяжелый старинный комод — и светлый резной столик, и тут же стул красного дерева. Атлас и шёлк, и второпях наброшенные на всё рюши и кружева — сюда будто всё сгрузили из разных спален.
— Интересная обстановочка, — высказался я от всей души.
— Да, наши дети часто отдают ей что-нибудь из своих вещей… понимаете. Что понравится. Я же говорю, мы ни в чем не отказываем бедной сиротке, стараемся ей во всём потакать, ведь она перенесла столько горя. Так что любые наряды, и, конечно, игрушки…
Игрушки. Это самое интересное.
Их правда было много — целая игровая поляна с отдельным ковриком, кукольным столиком и столами. Доводилось торговать и этим товаром — так что я знал, что тут собрана вся Кайетта. Всё, что только на ярмарках попадается и делается мастерами под заказ: фарфоровые пастухи и пастушки из Ракканта, и мягкие, пушистые звери из Союзного Ирмелея, и несколько дорогих механических кукол из Мастерграда — такие ходят сами, если особым образом повернешь магический кристалл… Дамата была представлена коробочками с деревянными играми, Вейгорд — тряпичными, яркими, диковинными птицами, а вон тот единорог-качалка — я бы что угодно поставил, из родного Крайтоса. Наверняка если бы покопаться в этой куче — нашлось бы что-то и из Вольной Тильвии, и кто там знает, и из Велейсы Пиратской и Акантора. Словом, все страны Кайетты, все сколько их есть — прислали в это игрушечное изобилие своих дипломатов… чтобы эти дипломаты настойчиво нашептывали: эй, смотри, как повезло бедной сиротке. Как её любят, сколько всего купили…