Пастыри чудовищ
Шрифт:
— На рыночке, говорю, ценятся, — доносилось до меня как из Водной Бездны, — ты, лапочка, не бывал на рыночке в Тавентануме? Такой интересненький рыночек, где выше всего ценятся те, у которых не только личико-фигурка, но еще и чтобы покладистые. Так что ты уж привыкай быть послушненьким, мальчик, а то упорных там обламывают. Неделька под плетьми и исцеляющими зельями, неделька с оголодавшими пиратами — и ломаться уж и не хочется. Особенно как увидишь, что дальше бывает, с теми, кто упорничает, м? Так что ты уж привыкай
Выход, выход, выход, отчаянно верещала крыса, нельзя оставлять в живых этого отморозка, и пока есть хоть малость надежды, что его прикончат — подыгрывать ему тоже нельзя. Но и против него нельзя выступать, сплошные стены, нет выхода, выхода нет, только солнце и скороговорка Джерка, и пронзительная, холодная улыбка того, кто наслаждается ситуацией…
Джерк наконец тоже заметил улыбочку Нэйша и малость расстроился. Жертвы же, вроде как, должны что-то такое испытывать, — нарисовалось на физиономии Лапочки. Отчаяние, ну или страх, или презрение… или хоть тревогу, что ли.
— А вот взглядов таких, знаешь ли, не надо, — поигрывая ножичком, заметил Джерк, — а то я ведь могу и кровушку отворить. А моему дружку, знаешь, очень интересно будет посмотреть, как я это сделаю и что случится потом.
Нэйш облизнул губы и засмеялся таким смехом, что продрало всех.
Меня, Джерка, его друга.
Возможно, даже арбалет.
— Ну, в каком-то смысле, — голос у «клыка» был на диво мягкий, — мне тоже интересно будет на это посмотреть.
— Сорный, эй, — окликнул Джерк с веселым недоумением, — а напарничек-то твой не малахольный часом? Может, вообще нет смысла его всознательного– то продавать?
— Ну, вы ж должны были вроде как знать, — отозвался я уже даже без горечи, — насколько он там малахольный, чем дышит. Это, случаем, не ваша работа, дилетанты вы этакие? Боженьки, да я могу об заклад побиться — вы его даже не обыскивали как следует. Дайте-ка я гляну.
Простите, ребятушки, но уж если вы не насторожились после его слов и не поняли, что перед вами — отбитый наглухо тип… не хочется мне играть на стороне неудачников.
Но шанс я вам, конечно, оставлю.
— Эй, мы кармашки-то прошерстили, а пояс с ножиками сняли, — весело неслось из-за спины, — И сумочку прибрали. Сорный, что за находочки ищешь? Или просто решил пощупать напарничка, напоследок-то уж?
Раньше никогда не приходилось обыскивать Провожатого — аж прямо бегу навстречу этой участи.
Говорят, слуг Перекрестницы можно увидеть только перед тем, как они накидывают на тебя белый саван — и уводят душу в Водную Бездонь. Могу поклясться — они смотрят именно так, эти твари. Оценивающе и с легким любопытством. Приглашающе — давай, мол, не укушу, я же всего только жизнь у тебя заберу.
Позади подталкивало в затылок солнце и болтовня Лапочки, впереди были безмолвие
Нэйш с чего-то медлил — то ли ему интересно было — что буду делать, то ли так себе развлекался.
Шмыг-шмыг — липкими лапками по белой, прохладной ткани. Не встречаться глазами — плевать, что это плохо получается. Напоказ проверить карманы — внешние они в первую очередь посмотрели, но я ж тут профессионал.
Внутренних карманов в сюртуке у устранителя оказалось четыре: правый нижний, левый — на уровне пояса, два на уровне груди. Нож отыскался в левом нагрудном — тонкий, легкий и острый. Похожий на скальпель, которыми доктора отворяют вены.
— Гляньте-ка, ребята, чего нашел! — вскинул кулак, торжествующе ножичком помахал. — Хороши вы были бы, если б поволокли его на перевалочную базу с таким-то подарочком. Представляете, что было бы, если бы он руки освободил?
Что, совсем ничего не дернулось, а? Мне вас уже почти не жалко.
— Ух ты, Сорный! А я-то всегда говорил, что у тебя чуечка отличная!
— А то ж, — подтвердил я, опуская свой собственный ножичек — воровской, потяжелее, зато и держать удобнее — в левый поясной карман белого сюртука. — Сам себе иногда удивляюсь. Ну, вот, теперь, вроде бы, готово.
Готовее некуда. Сюртук расстегнут, нож в кармане. Правда, чтобы его достать надо быть тем еще акробатом, но я же тут шансы раздаю и очки в глазах двух сторон зарабатываю.
— Ну, а дальше уж тогда без меня, ребятушки, — приложил напоследок, разворачиваясь в сторону выхода из парка.
Джерку с сотоварищем это показалось лучшей в мире шуткой — молодчики, само собой, уже прикидывали, как будут делить прибыль.
— Что, Сорный, неужто и не попрощаешься? Да и мы сейчас будем договариваться с твоим дружочком — посмотреть не останешься?
— Да, Лайл, — повторил Нэйш с легчайшим удивлением. — Ты не останешься посмотреть?
Дать бы им время — они б ещё друзьями стали.
— Натура у меня чувствительная, — сказал я, поднимая глаза ввысь. — Чуть увижу где жестокость — в слезы кидает, аж кушать потом не могу.
Всё равно не успеваю метнуть чёртов нож. Теперь еще и дистанция не та — удаляюсь слишком живо, чувствуя, как взгляд Нэйша ввинчивается между лопатками.
— Чистые ручки, Сорный? — весело донеслось из-за плеч.
— Отмыты и не пачкаются, — отозвался я — и больше уже не оборачивался, не прислушивался.
Грызуна внутри не слушать было сложнее. Крыса — юркая, трусливая, извивалась, изворачивалась. И шипела — ладно, убрались, одобряю. Только теперь — давай сбежим. Совсем сбежим, подальше. Ноги в руки, до водного портала — собрать золотишко, потом до портала опять. Проскользнём незамеченными, ну!!
Но я только вышел из дверей парка, аккуратненько притворив скрипучую калиточку. Отыскал симпатичный валун и на него уселся.