Пастыри
Шрифт:
Свет отвесно падал сквозь плотные зеленые кроны, откуда вдруг вспархивали и разлетались по дальним закоулкам сада голуби, с тем чтоб, побродив, вернуться к насиженным местам и многочасовому воркованью. Под деревьями прогуливались парочки; скамейки обсели больные, поодиночке и группками, в долгих разговорах, в полосатых халатах и в послеобеденном опьянении. Больничную сонь на живую нитку прошивал оттесненный оградой звон и грохот города.
— Лео, — сказала ему Маргарита, как-то вкось притягивая его к себе; ей хотелось видеть его, хоть он ее не видел
Она прикрыла рукой его руку.
— Бывает счастливая судьба и злая судьба, Лео. Я выбираю злую судьбу, Лео. Не в тебе тут дело. Просто так, по-моему, надо. И не для того, чтоб быть доброй. Просто соблазн такой. Никто ничего мне не обещал. И я тебе ничего не обещаю.
Она посмотрела на него. Надо бы захватить с собой замшевое пальто. Оно бы пошло ему. Она встала с шезлонга, опустилась на корточки, положила голову к нему на колени и заметила, что он на нее не смотрит. Она взяла его руки, положила к себе на затылок, и, когда она подняла глаза, она увидела, что он разглядывает собственные руки, уже соскользнувшие на колени.
Ей важно было в этом удостовериться.
— Я не буду тебе верна, Лео, — сказала она. — На это ты не рассчитывай. Но что мне делать с собой, я тоже не знаю.
Он испустил вздох.
— Может, приучусь петь на кухне, — сказала она.
Пришли Роза с Альвой… Альва была в колясочке. Им разрешили покатать Лео по парку. Роза подталкивала Лео, у нее был больший опыт, Маргарита шла за Альвой, и та веселилась от души.
— Мы как будто король с королевой, а вы наши слуги и возите нас по парку.
Долго стояли у фонтана, вода была ясная и чистая, бассейн глубоко просвечивался солнцем, и в его лучах полоскались золотые рыбки.
Глаза Лео стали внимательней.
— Может, это игра света, — сказала Роза, — кто знает?
Альва сказала, что было бы замечательно вместе провести лето. Она бы научила Лео ездить в колясочке.
— Ой, — кричала она, — ну пожалуйста.
— Конни будет на курсах, — сказала Роза. — А ты?
— Ох, знаешь, — сказала Маргарита, — мне хотелось немного попутешествовать, но я сама не знаю, может, из этого ничего и не выйдет.
С каждой минутой делалось все ясней, что две-то недели они проведут вместе.
— Ну как, замечаете сдвиги? — спросила старшая сестра, когда ей вернули Лео.
Маргарита улыбалась.
— О, — сказала она. — Явные сдвиги.
Она накликала злую судьбу.
Давно уже она не свистела, и теперь, по дороге домой, свистела отвратительно.
Вот ведь как все обернулось.
И конца этому Не видно. И вообще ничего не известно.
Друзья мои хорошие.
Дома ее ждало срочное письмо от Марка о немедленной посылке ему денег и открыточка от Оле, который был в Индии и слал оттуда ценные советы. Помогай другим, и они
Не успела она вымыть руки, как зазвонил телефон. Это был Франк, обнаруживший, что все его семейство отправилось на прогулку в лес, и решивший оповестить ее о том, как он по ней тоскует. Если бы только он выражал это несколько иначе.
Можно, он к ней приедет? Ну да, конечно, не сию минуту, но попозже вечерком? Тут надо еще кое-что уладить в конторе, но ему хочется с ней поговорить.
— Мне это не очень кстати, — сказала Маргарита.
— А что? Ты ждешь гостей? Или у тебя сидит кто-то?
— Да нет, все в порядке, Франк, — сказала она, раз он все равно ничего не понял. — Я рада. Приходи.
Может, зря она к нему придирается?
Съевши омлет, она вышла в сад. В полном параде и в отличном виде, если верить зеркалу. Она бестолково и упрямо унимала сорняки и сухие ветки и любопытство соседей, через ограду интересовавшихся здоровьем Лео.
— Он скоро выпишется? — спрашивал сосед, у которого росли китайские яблоки. Подоспевшая жена из-за его плеча совала голову в ограду.
— Ах, мы столько о вас думали, — сказала она.
Маргарите вскоре открылось, что первого десятка фраз могло бы и не быть. Неизбежный вводный ритуал. Дальше пошли их собственные неприятности: у кого-то там тромб, у сестры рак, малокровие у ребенка. Далее следовала премудрость во всех видах.
— Тут уж ничего не попишешь, — сказала соседка с восточной стороны, с расстроенным вестибулярным аппаратом, которой была противопоказана соль. И даже купаться противопоказано.
— Ну и что из этого? Жить-то надо. Что из того, что слепые не видят, глухие не слышат, хромые не ходят? Их много. Может быть, даже слишком много. Может быть, здоровье вообще не так уж часто встречается.
— Все равно, грех жаловаться. Еще благодарить есть за что, — заключила хозяйка китайских яблок. Это она не сама додумалась, у нее-то прекрасное здоровье, это говорила одна ее подруга, которую безумно трясла судьба.
Не лишено интереса. Но какую ей, Маргарите, избрать формулу? Премудрость хорошо иметь под рукой, но помогает она примерно, как ромашковая припарка или ромашковый чай.
Соседи с китайскими яблоками пригласили ее на ужин, но она отказалась, она ждет гостей, они засидятся. Она отошла к дому и там отдохнула над граблями, сняла перчатки и снова отдохнула, глубоко дыша, потная, довольная.
Она свистела, пока из-за ограды не высунулась голова, тогда она смолкла и затаилась. Между домов тьма залегла уже, а в светлом, забывшемся небе над антеннами еще метались одинокие чайки. За чертой старого города на южном кряже сияли черные небоскребы. В дальнем саду, как из ведра, хлынул юный хохот и хлопнула калитка.
Ей вспомнилось, как в их счастливую пору Лео говаривал, что для него не было бы лучшего летнего отдыха, чем бродить и бродить, брызгая водой на всех нежащихся на солнце девиц. Только б они верно его поняли.