Пасынок судьбы
Шрифт:
– А там медведь малину собирает! – улыбнулся во все тридцать два зуба незнакомец. – Я-то в кустах застрял, а вот как вы на ночь глядя в лесу очутились?
– Ты застрял? – пропустил мимо ушей его вопрос Олешек. Годимир в душе поблагодарил шпильмана, что тот взял на себя разговоры с местным уроженцем. Сам он на заречан крепко обиделся и вряд ли смог говорить доброжелательно.
– Ну, не я сам, сладкая бузина, а мой конь. С телегой вместе, сладкая бузина…
– А что тебя туда понесло? Для езды, что-то мне подсказывает, людьми тракты приспособлены.
– Да вот… – Незнакомец
– А я – Олешек, – ответил музыкант. С нежностью похлопал по выгнутому боку цистры. – Шпильман я. Хожу, брожу, песни добрым людям пою…
– Занятие знатное. – Пархим прищурился, глядя на рыцаря. – А твой товарищ?
– А мой товарищ, – с некой толикой гордости провозгласил Олешек, – пан рыцарь Годимир из Чечевичей, что близ Быткова, герба Косой Крест. Во! Я все правильно сказал, а, пан рыцарь?
– Не «акай»! Все правильно. Рыцарь я. Странствую во исполнение обета.
– Что-то не больно похож ты на рыцаря, пан… – развел руками Пархим и вдруг наотмашь врезал кнутом по терновым кустам. – Понял я! Все понял, как есть, сладкая бузина! Желеслава встренули никак?
– Догадостный ты, – кивнул Олешек. – Его самого.
– Так я и понял, сладкая бузина! Шишка на лбу у пана рыцаря…
– Да. От Желеслава меточка.
– Так я и понял! Значит…
– Какое тебе дело, что значит, а что не значит? – вспыхнул жарче соломы Годимир. – Откуда только ты выискался такой со своей бузиною?
– Я? Да я горшечник из Колбчи.
– Ну, порадовал! А что в кустах забыл? Горшки прячешь?
– Точно! Как ты догадался, пан рыцарь?
– Так ты там… – начал шпильман, но Пархим его перебил:
– Я ж, паны мои родненькие, местный, заречанин. Скоро двадцать три годка, как здесь живу, то бишь от самого рождения…
– Ну, и?.. – продолжал хмуриться Годимир.
– Да знаю я нашего короля с его свитой, как облупленного, сладкая бузина! Знаю, что в Ошмяны он собрался ехать. В гости к Доброжиру. Как услыхал топот на тракте, сей же миг в кусты порскнул. Как заяц. С телегой и всем грузом, сладкая бузина! Они и не догадались. Проскакали мимо… Точно! – Он звучно хлопнул себя по лбу. – То-то мне показалось, что под Желеславом конь больно хороший! У него отродясь таких не было, сладкая бузина! Так это твой, пан рыцарь?
– Ну, мой… – согласился Годимир без всякого желания.
– Это ж надо! – воскликнул горшечник. – Совсем совесть Желеслав наш потерял! Хоть бы завоевал кто, сладкая бузина! Пожили бы под достойным королем…
– А что, нет желающих? – вмешался Олешек.
– Да понимаешь, пан шпильман…
– Не пан я.
– Что?
– Не пан я, говорю. Можешь просто шпильманом звать или по имени.
– А! Понял, сладкая бузина. Понимаешь, Олешек, ближний сосед, Доброжир, не боевой совсем король. Хотя, случись чего, может так мошной тряхнуть, к нему рыцари сбегутся на подмогу от самого Дыбще. Только поэтому с ним Желеслав считается. А то б давно уже… А наше королевство, может, кому и надо, только я про таких завоевателей не слыхал. Выгоды никакой! – Пархим смачно плюнул под ноги, растер
– Вот оно как, – кивнул Олешек. – Я многое про вашего короля и королевство слыхал, но вот в таких подробностях – первый раз.
– Еще бы! Кто ж тебе расскажет, сладкая бузина? В корчме и на подслуха можно напороться. И очень даже запросто… – Пархим улыбнулся виновато, словно это он рассаживал соглядатаев по зареченским корчмам.
– Ладно, – махнул рукой музыкант. – Пойдем мы, пожалуй. А, пан рыцарь?
– И то верно, – согласился гончар. – Чего я вас задерживаю? Если поторопитесь, к сумеркам до заставы доберетесь. А мне уж тут копошиться с горшками доля выпала, сладкая бузина…
Годимир кивнул, прощаясь, и уже поворачивался лицом в сторону тракта, как вдруг вспомнил о преследующем его едва ли не с полудня ощущении чужого взгляда в затылок. Годится ли странствующему рыцарю, пусть даже лишенному оружия, доспехов и коня, бросать человека на дороге перед лицом неведомой опасности?
– Погоди-ка, Олешек, – сказал он и обратился к горшечнику: – А что, Пархим, много у тебя горшков?
– Да полная телега, пан рыцарь. На ярмарку я собрался.
– На какую такую ярмарку?
– У Доброжира в Ошмянах ярмарка будет. Так уж у нас повелось, сладкая бузина, как где турнир, так, значит, и ярмарка. Панам копья преломлять, ан и нам тоже радость.
– Так мы попутчики, Пархим?
– Выходит, так.
– Показывай, где твоя телега.
– Зачем это, пан рыцарь? – Горшечник растерялся. Даже про любимую бузину не вспомнил.
– Показывай, показывай… Вместе веселее выбираться.
Веселее, не веселее, но с застрявшей телегой пришлось помаяться. До семи потов, как говорится. Когда Пархим спешил убраться с дороги, он не думал, как будет возвращаться, и загнал повозку между двумя стволами – молоденькой дикой яблоней и раскидистой липой. Дальше прямо перед мордой коня торчал могучий – в полтора обхвата – бук. Не объехать и не развернуться. Тупик.
Годимир предложил срубить деревья. Легко сказать, но трудно выполнить. Топор у горшечника имелся. Но маленький, плотницкий. Так, поправить что-нибудь из испортившегося имущества, нащепить лучины на костер, сделать рогульку для котла. Для работы лесоруба он не годился. Даже если попытаться убрать тонкую – всего полпяди толщиной – яблоню. Тем более, Пархим заявил, что такая мысль уже приходила ему в голову, но поваленная яблонька положения не спасет. Справа застыли в почетном карауле три граба – не деревья, а частокол, окружающий городище где-нибудь в левобережье Усожи, печально известном непрестанными набегами кочевников-басурманов.
Поэтому пошли по простому, но кропотливому и неинтересному пути – перенесли посуду на дорогу. По едкому замечанию Олешека, Пархим решил озолотиться на грядущей ярмарке и обеспечить товаром все соседнее королевство. В ответ горшечник буркнул, что половину заберет Желеслав руками сборщиков податей, а на остальные деньги нужно будет еще жить без малого полгода до следующей ярмарки, на сей раз зимней и приуроченной не к турниру, а к дорогому сердцу каждого верующего от Словечны до Горыни празднику Дня рождения Господа.