Пасынок судьбы
Шрифт:
– Да? – Рыцарь приосанился, стряхнул налипшие на кожаный поддоспешник сухие травинки и листики. – Тогда, пожалуй…
– Раз «тогда, пожалуй», тогда пошли. – Олешек поднял брошенную баклажку, повесил на плечо, хлопнул ладонью по ее пузатому боку. – Надо будет родничок найти, запасти водицы.
Годимир опешил.
– А ты куда собрался?
– В Ошмяны. На турнир. Разве я могу пропустить такое событие? Я же шпильман. Просто обязан воспеть доблесть панов рыцарей, красоту королевны… Думаешь, ради чего турнир затевается?
– Ты же не хотел со мной?
– Неправда, пан рыцарь. Это ты меня прогонял. Я только сказал, что оруженосцем теперь быть не могу.
– А кем…
– А
Тут уж и Годимир улыбнулся:
– Ну, спасибо, Олешек!
– Да не за что. А все-таки не «нукай», пан рыцарь.
– Ладно, не буду! – и вдруг вспомнил. – А как же мы без денег-то?
– Ничего, петь будем. На цистре играть. Ты ж тоже, говорил, умеешь?
– Ну, я не пробовал на людях…
– Но при дворе воеводы Стрешинского пел?
– То ж при дворе…
– А перед простолюдинами еще проще. Лишь бы складно было да за душу брало. А заодно и уроками обменяемся. Ты мне, я тебе, как говорили в старину.
– Ладно, пошли! – Годимир махнул рукой и сделал первый шаг. Зашатался и едва не свалился кулем. Удар по голове давал о себе знать. Может, со временем попустит…
Пришлось задержаться и вырезать палку из дикой вишенки – на свою беду деревце росло поблизости и отличалось гладкой корой и ровным стволом. Понятно, что корд [20] рыцаря и охотничий нож грабители отобрали, но небольшой ножик отыскался в тощем мешке Олешека. Не оружие. Так себе… Как выразился шпильман, колбаску порезать, яблоко для панны очистить…
20
Корд, мизерикордий – прямой кинжал, трех– или четырехгранного сечения, до двух пядей в длину.
Дальше Годимир шагал, опираясь на палку, словно старец или священник.
Дорога пешком это не одно и то же, что дорога верхом. Шагай и шагай. Вроде бы ничего сложного, но почему-то на птичек обращаешь меньше внимания и разговоры сами собой смолкают – сберечь ровное дыхание куда важнее, чем болтать по пустякам. А о чем-нибудь серьезном можно обменяться мыслями и на привале, до которого, между прочим, тоже еще нужно добраться.
Через пару верст солнце стало светить прямо в глаза, а Годимир ощутил чужой взгляд. Все-таки он считал себя неплохим странствующим рыцарем – охотником на чудовищ, – и умение почувствовать опасность не раз и не два спасало ему жизнь. Он остановился и несколько раз на пробу взмахнул посохом. Не меч, конечно, но волка отогнать можно, а то и полдюжины двуногих разбойников. Если они не вооружены, конечно.
– Что-то случилось? – немедленно заинтересовался Олешек.
Годимир приложил палец к губам, призывая к тишине. Шепнул тихонько:
– Следят.
– Кто? – свистящим шепотом спросил музыкант.
– Откуда мне знать? Идем. Но осторожно.
Они двинулись дальше, стараясь шагать как можно тише. Рыцарь изо всех сил прислушивался, шпильман тоже навострил уши.
– Ну что? – через полверсты Олешек не выдержал.
– Мне кажется, нелюдь. – Словинец покачал головой. – Человек выдал бы себя. Хоть веточкой хрустнул бы…
– А кто же?
– Не знаю. Но будем очень осторожны.
– Может волколак? – Шпильман даже побледнел слегка.
– Вряд ли. Полнолуние не скоро. Сейчас они не опасны.
– Волк? Медведь?
– Да откуда мне знать? – зашипел рыцарь. – Просто поглядывай по сторонам да прислушивайся.
– Я и так прислушиваюсь.
– Вот и чудно.
Дорога шла дальше. Ощущение упорно буравящего затылок чужого взгляда не отпускало. Годимира так
Вот так они и прошагали еще две версты.
И вдруг за очередным поворотом дороги Годимир остановился как вкопанный, услышав треск ломаемых ветвей и бессвязные возгласы в кустах. Шпильман едва не налетел на него.
– Что?
– А вот там точно люди… – Рыцарь прислушался. – Точнее, один человек. Злой, как горный великан. И один конь, похоже…
– А что он там делает?
– Вот сейчас и выясним. – Словинец решительно шагнул на обочину, постучал палкой по веткам ракиты и крикнул: – Эй, добрый человек! Что-то случилось?
Брань в кустах прекратилась, словно по воле чародейства. А через несколько ударов сердца, раздвинув руками густую поросль, на дорогу вышел человек с кнутом на длинном кнутовище.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГОРШЕЧНИК ИЗ КОЛБЧИ
Несколько томительных мгновений незнакомец разглядывал Годимира, потом перевел взгляд на шпильмана. Почесал щеку кнутовищем. Странно, но в его глазах был не страх, а спокойная уверенность знающего себе цену человека.
Что ж, пялиться друг на друга, так пялиться. Рыцарь тоже принялся бесцеремонно рассматривать выглянувшего из кустов. Но вскоре убедился, что особого смысла в этом нет. Обычная одежда простолюдина из Заречья – широкие штаны, выкрашенные в коричневый цвет корой ольхи, заправлены в грубые упаки [21] с коротким голенищем; льняная рубаха навыпуск с подолом на полторы ладони выше колена; меховая безрукавка – в Полесье и словинецких королевствах такую называет кептарем [22] , а заречане почему-то произносят как «киптарь», на голове бесформенная шапка-кучма. Небольшая, надо признаться, шапка, как и положено простолюдину. Это ведь панам из двух бараньих шкур себе шапку заказать по чину. Лицо незнакомца обрамляла темно-русая бородка, а кнут он держал в руках весьма привычно, как опытный погонщик. В общем, не пан, но и не кметь. Скорее всего, вольный землепашец или ремесленник…
21
Упаки – мужичьи сапоги с грубыми голенищами из сыромятной кожи.
22
Кептарь (киптарь) – мужская или женская короткая меховая безрукавка.
Наконец человек с кнутом осторожно произнес:
– Поздорову вам, добрые люди.
– И тебе здравия желаем, – откликнулся шпильман, а рыцарь хотел сперва возмутиться, дескать, не обратились к нему как положено, но после сообразил, что больше похож на бродягу-паломника, чем на гербового пана, и гордо смолчал.
– Далеко ли путь держите? – продолжил беседу встречный.
– Да по тракту на Ошмяны, – Олешек махнул рукой, показывая направление. – А ты что по кустам хоронишься? Знаешь, есть в Поморье прибаутка такая: «Гром гремит, кусты трясутся…»