Патологии
Шрифт:
– Ну, чего?
– говорю я вслух.
– Обстреливают. Вон - попали, - Саня показывает на выщербленную стену напротив окна.
– Сейчас пристреляются и…
– 7,62… - говорю я, глядя на стену.
– Если из 5,45 жахнут, может отрекошетить по заднице.
Кеша молча смотрит на меня, он стоит у другого окна, держит в руках «эсвэдэшку».
– Чего ты тут делаешь, снайпер?
– обращаюсь я к нему, - Тебе позицию надо… Иди к Столяру, пусть он тебе место найдёт.
Кеша
– Пойдём со мной. По постам, - говорю я Сане.
Выбегая, краем глаза, я вижу, как от простреливаемой стены летят куски покраски, битый кирпич.
Когда тебе жутко, и в то же время уже ясно, что тебя миновало, - чувствуется, как по телу, наступив сначала на живот, на печёнку, потом на плечо, потом ещё куда-то, пробегает, касаясь тебя босыми ногами, ангел, и стопы его нежны, но холодны от страха.
Ангел пробежал по мне, и, ударившись в потолок, исчез. Посыпалась то ли известка, то ли пух его белый.
Я оглядываюсь на дверь комнаты, где мы только что были. Машинально трогаю стены, - не картонные ли они, - а то сейчас пробьёт навылет.
Мы бежим по коридору. На площадке между первым и вторым этажами пацаны поставили два стола, привалили их мешками с песком. Руководит всем Хасан. Рядом Плохиш сидит, ухмыляется. Ещё Вася Лебедев и Валя Чертков, с распухшей хуже вчерашнего рожей, бордовое месиво совершенно залепило правый глаз.
«Убили братика твоего, Валя», - хочу я сказать, но не могу.
– А у нас тут чечецы, мочёные в сортире… - говорит Плохиш.
Зная, что у Плохиша спрашивать что-либо бесполезно, обращаюсь к Вальке:
– Чего случилось?
– А пробрались двое… В туалет влезли, в окно. Плохиш прямо к туалету подбежал, кинул две гранаты. Потом зашёл туда, вон автоматы притащил…
Гордый, что есть такие пацаны в мире, я смотрю на Плохиша…
– Всё в говне, и в мозгах… - начинает Плохиш, и тут же оборывает себя, - Слышь, Хасан, давай твоим собратьям бошки отпилим? Хули они, дядю Юру обкарнали всего?
Хасан кривится и не отвечает.
Плохиш, вытаскивает нож, хороший тесак, и, косясь на Хасана, начинает им забавляться, колупать стол.
– Ну, бля, будут они атаковать?
– говорит Вася Лебедев спокойно, и я удивляюсь его спокойствию, - неужели ему хочется, чтобы кто-то полез сюда!
– Чего там?
– спрашивает у меня Вася, имея в виду положение дел на крыше, в «почивальне»…
– Сюда ведь могут из гранатомета ебануть. От ворот. Или если в упор к школе подбегут, - говорю я, не отвечая, чтобы не обмолвиться о Стёпке Черткове.
– Учтём, - говорит Вася Лебедев.
– А вы там на хуй
– спрашивает Плохиш, - «В упор к школе!» Вы хер ли там делаете? Спите, что ли? Как там дела, у тебя спросили.
– Нормально, - отвечаю я.
– Если они подбегут, мы им Валю покажем, они охуеют, - говорит Плохиш.
Мы все смотрим на Валю, на его искаженное, вздутое, бордовое, одноглазое лицо.
– Ты целиться-то можешь?
– спрашиваю я.
– А чего ты в двух разгрузках?
– перебивает меня Плохиш, - Ты лучше бы запасные трусы одел.
Вася Лебедев косится на меня, иронично, но добро, и Валька Чертков готов засмеяться, хоть ему и больно это делать, но неожиданно обрывает себя.
– А это ведь Стёпкина разгрузка, - говорит он, - Ты чего?…
Валя смотрит на меня, пытаясь раскрыть второй, затекший глаз, рот его чуть приоткрыт, он хочет ещё что-то сказать, но ждёт меня.
Я смотрю на Валю, сжав скулы.
– Иди. Он в «почивальне», - говорю я.
Валя хватает автомат и бежит.
Пацаны смотрят на меня.
– Убили Стёпу, в голову, на крыше, - говорю я и закуриваю.
Пацаны тоже закуривают.
– Надо связь держать, - говорит Хасан, помолчав, - А то сейчас из ГУОШа подъедут, а вы своих же перестреляете. Куда там все палят?
– Известно, куда, - говорит Плохиш, и, подняв автомат над своей круглой башкой, положив его на мешок, сам не высовываясь, скорчив умилительную испуганную рожу, затряс им, как отбойным молотком.
– Они не смотрят, - поясняет он свою пантомиму.
– Им не интересно.
Я улыбаюсь, и думаю одновременно, что, - как это странно, - вот Стёпу убили, а Плохиш все придуряет, и мы улыбаемся, и вот меня тоже убьют, и будет то же самое… Ну не будут же все рыдать, сжимая береты в руках. Да и надо ли мне это?
– Стёпу жалко, - говорит Саня, единственный, кто не улыбается.
– Ничего, - отвечает Вася Лебедев, и не заканчивает фразы. Нет, он не хотел сказать, что всё это, мол, ерунда, - он хотел сказать, что Стёпу мы помним, и сделаем всё, что бы…
И все поняли, что Вася сказал.
– Учтём, Саня, - говорит Вася, и толкает Скворца в плечо.
Мы встаём и уходим, я и Саня.
В большой классной комнате, смотрящей в овраг одними окнами, а другими - на правую сторону школы, на пустыри, пацаны говорят нам, что чеченцы сорвали растяжку в овраге.
– Одного раненого видели!
– кричат возбужденно, - Его аж подбросило. И заорал! Они полезли за ним, мы ещё одного подстрелили. А они потом как дали из «граника»! И не попали! Но все стекла на хер вылетели…
– Чего там слышно из ГУОШа?
– спрашивают меня.