Патриот
Шрифт:
Когда зашёл первый раз, подумал: боже, ну и грязь.
А на самом деле это пол и грязно-чёрные отвратительные отпечатки на стенах.
Краска, которую наносят на руки для снятия отпечатков пальцев, — одна из самых чёрных, грязных и пачкающих субстанций, которые я видел. Возьмите идиота, снимите с него отпечатки этим доисторическим способом — и получите камеру, стены которой заляпаны чёрными ладонями и пальцами.
Сергей Васильевич — дай бог ему здоровья — показал хороший пример. Взял губку и отмыл стену вокруг нашего стола (на тюремном языке почему-то называется «дубок»). Оказалось,
Он грозился отмыть всю камеру, но мне неудобно, чтобы он мыл и над моей кроватью. И сегодня я посвятил всё утро, чтобы оттереть угол, где стоит моя кровать.
Вот сейчас стена высохла, и она прекрасна. На неё приятно посмотреть и потрогать рукой. Лежу на шконке, смотрю на стену и не могу нарадоваться.
Димон свою стену пока не мыл. Он слепой и просто не видит этих пятен, если только не смотрит с расстояния 30 см.
11 марта 2021
Сегодня блины делала группа RASA. Группы такой не знаю, тесто для блинов они хотя бы сделали, но испечь блины не смогли. Девица (в группе мужчина и женщина) пожарила блин с одной стороны, после чего объявила: «Блин готов» — и вытряхнула его на тарелку. Блин, понятное дело, упал комом.
Вчера у нас происшествие было. Часов в 8 вечера Димон решил съесть «Доширак».
Ест, нахваливает и внезапно объявляет: «Я, по ходу, кусок вилки проглотил».
И показывает вилку пластиковую без одного зубчика. Мы, понятное дело, высказали ему много сочувствия и много насмешек. Сошлись на том, что ничего ему не будет. Но через 15 минут Димон заявил, что кусок вилки колется «вот здесь», и показывает на центр груди чуть повыше солнечного сплетения.
Ну и явно переживает чувак. «Умру», — говорит. А мы только вчера обсуждали долго, что аппендицит здесь — верная смерть. Никто не поверит, что живот болит, и в больницу не повезёт. Это чистая правда. Воспаление аппендикса в русском СИЗО — одна из самых опасных вещей, что могут случиться с человеком.
— Давай вызову врача, — говорю.
Димон не хочет связываться. Ему страшно, но сама ситуация комическая, и, боясь смерти, он так же боится, что ему по голове настучат.
Да и полдевятого уже, где они врача возьмут.
Я говорю: «Ну давай попросим дежурного просто загуглить, наверняка люди часто глотают куски пластиковых вилок. И есть куча советов на этот счёт».
Димон долго мается, потом страх смерти и ощущение «осколок колется здесь» пересиливает, и он звонит в интерком.
Понятное дело, никто не отвечает. Он начинает долбить в дверь («тормоза» по-тюремному, ещё одно необъяснимое слово). Долбит долго и одновременно звонит в интерком.
Минут через 20 отвечает женщина-дежурная.
Димон мнётся, не скажешь же: «Я проглотил кусок вилки», и бормочет что-то про больной живот и проглоченный посторонний предмет.
— Я доложу, — говорит дежурная и отрубает интерком.
Если бы это была стандартная ситуация, то с меньшей вероятностью Димона бы отвела в медсанчасть сама дежурная и с большей (99 %) она бы ему
Тут всё работает по принципу: «Вот умрёте, тогда и обращайтесь».
Но я в камере, это означает, что и проигнорировать нельзя, и дверь открыть нельзя просто так.
Нам даже «кормушку» в двери не открывают без видеорегистратора («Внимание, запись включена» за дверью — это значит, что обед приехал) и Влада a.k.a. Владислава Владимировича — старлея, который принимал меня, везде водит и закреплён за мной. Я здесь две недели, и у бедолаги не было ни одного выходного дня. Он должен быть, когда раздают завтрак, обед и ужин, на всех проверках, на выводе на прогулку. Он явно единственный здесь младший офицер, которому начальство доверяет, что, типа, «не накосячит». Ничего лишнего не скажет, будет вежлив, ПВР знает, сделает так, что я лишнего не увижу.
Проходит полчаса. Говорю: «100 % отправили за Владом и ждут, пока он приедет из дома».
Так и вышло. Ещё через полчаса открывается дверь, там стоит Влад, на котором лица нет.
— У кого болит живот?
Димон с несчастным видом выступает вперёд, показывает вилку с отломанным зубчиком: вот, я проглотил кусок вилки, и она теперь колет внутри. Мы с Сергеем просто не можем удержаться и сгибаемся от смеха.
Влад две секунды смотрит на Димона, потом натурально упирается головой в меховой шапке в стену, закатывает глаза и вздыхает. Большего при включённом видеорегистраторе он сделать не может. Но на лице его написано многое о том, что он хочет сказать о Димоне и его вилке.
— Выходите.
Через минут 40 Димона привели. В медсанчасти его обследовал пьяный капитан, который спал в кабинете, когда они пришли.
— И чего он сказал?
— Он убедил меня, что всё нормально, — вздыхает Димон. — Пристально смотрел на меня и говорит: «Я же вижу, что ты очень мало спишь и почти не ешь. Не спорь со мной, я тебя разгадал. Тебе надо больше спать и есть».
Разгадка удачная: Димон спит целыми днями (это про него же наш мем «Ну что, заснул немножко?») и ест за троих.
Закрывая дверь, Влад говорит: «Если будет хуже — звоните». Выяснилось, что его действительно выдернули из дома и он чуть ли не 50 км ехал.
12 марта 2021
Сегодня пятница, 12 марта, и, судя по всему, мелочные менты украли мой дневничок, поэтому много дней пропало. Ну ладно, записываю в новую тетрадку.
Событий произошло много, но главное в том, что пишу я сейчас из ИК-2 «Покров», той самой колонии, про которую сам ФСИН ещё две недели назад слил, что я там.
Ну, должен сказать, что ФСИН меня всё-таки смог удивить. Они создали реально фашистский концлагерь в 200 км от Москвы. Привезли меня вчера ближе к вечеру, и вот сейчас 9 вечера пятницы, и у меня первый раз есть несколько свободных минут, чтобы что-то записать. Причём пишу я в комнате воспитательной работы, пока ещё пять зэков в черных арестантских робах смотрят фильм «Джентльмены удачи» и смеются шуткам про тюрьму, побеги и исправление преступников.
Не знаю, что ещё может быть более иронично.