Патрис Лумумба

Хохлов Николай Евгеньевич

Лумумба часто обращался к истории. Одно время он увлекался изучением Бушонго: это государство находилось в междуречье Санкуру и Лулуа. Летопись о нем устная. К преданиям о Бушонго влекло и то обстоятельство, что оно было расположено не в дальних и малоизвестных краях, а здесь, на родной земле Патриса. В местечко Мушенге, где находилась столица распавшегося потом государства, Лумумба ходил пешком со своим школьным учителем. С ними разговаривал моариди. Попасть к нему нелегко: людей из других племен к нему не допускают. От иностранцев он скрывается. А батетела — свои. Кроме того, моариди преследовал и определенную цель при встречах со школьниками: из них он выбирал мальчиков с редкой памятью. Моариди — историк ныне уже не существующего королевского двора Бушонго. Историк необычный и в другом отношении: у него нет ни ручек, ни чернил, ни бумаги. Зато он обладает феноменальной памятью. Моариди, которого видел Патрис, знал историю свыше двухсот политических и религиозных вождей своего племени. И все наизусть! Старея, знаток

придворных хроник привлекал к себе на выучку молодых и способных преемников. Усаживал их около себя и рассказывал одну за другой истории, заставляя своих учеников повторять слышанное. Шли годы, а порядок занятий не изменялся: с восходом солнца — сбор, а вечерами — то же самое у костра. История Бушонго не представала набором голых дат, сухим перечислением имен и званий былых правителей. Оттачивался литературный стиль. К достоинствам памяти прибавлялось ораторское искусство, уменье изложить деяния предков красиво, впечатляюще. Моариди устраивал экзамены своим воспитанникам. Лучших отличал и подарками, и своим вниманием, ласками. Иным доверял выступать с рассказами о ниимах (правителях) перед публикой. По ходу повествования делал поправки. Рассказчик должен передать голос ниима, жившего в XV или XVI столетии, его манеры и характер. Бывало, что выступающие одевались в одежды, которые носили три-четыре века назад. Моариди был к тому же лукавым и хитрым царедворцем. Когда шли эти бесконечные устные уроки с рассказами и пересказами, он притворялся и заявлял, что запамятовал какую-то деталь. Останавливался и взывал к помощи. Ученик должен подхватить оборвавшуюся мысль наставника, подключиться без всякой раскачки и продолжить отрывок. Моариди умел воспитывать и внимание. У него были правила: не говори, если не спрашивают. От молчания никто еще не глупел. Излишество в речах не делает человека умным…

— Поразительно! Поразительно! — не уставал повторять Патрис Лумумба, когда вновь и вновь возвращался к раздумьям о Бушонго. — Тут есть много поучительного.

Поразительна фантастическая способность выжить, приспособиться к любой обстановке. А эта устная энциклопедия династии! Так, например, во время правления 98 ниими, как уверяет легенда-сказ, было отмечено полное солнечное затмение. Рассказчики не жалеют красок, живописуя этот тревожный день. Его называют «день ужаса», «день испуга», «день наказания» и т. п. Кромешная темнота наступила внезапно, когда люди находились в лесу, на реках и озерах, в поле. Женщины не могли отыскать детей и оглашали окрестности истошным криком. Пробираясь сквозь деревья, мужчины наталкивались друг на друга и устраивали свалки. В ужасе метались дикие животные. Лодки рыбаков оказывались около крокодилов или гиппопотамов. Война не уносила столько жертв, отмечает устная хроника. А когда солнце освободилось от черной маски и засветило по-прежнему, люди, оставшиеся в живых, боялись подходить друг к другу: разбегались, завидев знакомых…

Так и считалось бы расцветкой сказителя это происшествие, если бы европейские ученые не занялись специальными вычислениями. Оказалось, что некоторые обсерватории отметили солнечное затмение 30 марта 1680 года. Сделали вывод: это затмение должно было быть видимо из Касаи. После этого интерес к истории конголезского государства неизмеримо возрос. На поверку выходило, что в рассказах, зачастую приукрашенных и кажущихся в наше время чистейшим вымыслом, содержится достоверный, познавательный материал. Теперь уже никто не сомневается в том, что одно время королевством Бушонго правил мастеровой человек — кузнец по профессии. Дело в том, что искусство кузнецов считалось чем-то сверхъестественным: как правило, они принадлежали к привилегированной части общества. Своего рода аристократы. На плечах своей одежды кузнецы носили эмблемы в виде топориков. Они были наиболее доверенными лицами правителей и состояли в королевских свитах. Ковали жезлы, отличающиеся замысловатой инкрустацией, где каждая железная линия, каждый изгиб суть символы. От кузнецов зависело и вооружение армии: хорошие кузнецы — хорошее оружие, с которым легче разбить противника. После одержанной победы прежде всего чествовали кузнецов. Сам король преподносил им щедрые подарки, угощал их хмельными напитками из своего кубка.

Не меньшими почестями пользовались и скульпторы. Им отводился особый участок, который обносился забором и на территорию которого не допускались женщины. Своеобразный алтарь мастеровых. В то время скульптуры устанавливались в потаенных местах и тщательно охранялись от постороннего взора. В начале нашего века иностранные путешественники и предприниматели устроили настоящую охоту за уникальными масками и фигурами бакуба, сделанными из дерева и слоновой кости. Европейцам всеми правдами и неправдами удалось вывезти из района Санкуру около десятка бесценных памятников материальной культуры. Статуя Шамба Болонгонго находится в Британском музее, три другие фигуры — в Брюсселе, в музее Бельгийского Конго, расположенного в парке Тервьюрен. По существу, их выкрали. До нас дошло свидетельство о том, как один европейский исследователь уговаривал короля Бушонго уступить ему несколько скульптур по той причине, что там, в Европе, они лучше сохранятся…

О Шамба Болонгонго вспоминают как о самом великом и умном короле Бушонго. До того, как стать королем, он путешествовал, обходя деревни своего племени,

а также селения соседних народностей. Он овладел несколькими языками. Шамба не шел дальше, если попадал в иноязычное племя. Поселялся в деревне, вместе с незнакомцами отправлялся в поле или в лес, возвращался и не чуждался никакой работы. За время продолжительных странствий Шамба Болонгонго отбирал наиболее одаренных людей: лекарей, мудрецов, охотников, мастеров на все руки, певцов, танцоров. Когда его избрали королем, он привлек к управлению государством и женщин. Шамба прославился как реформатор. Все важнейшие посты в королевстве он отдал представителям самых почетных профессий, выходцам из различных племен. Бушонго было многонациональным государством, сплоченным и могущественным. Войне и распрям правители предпочитали мир и содружество. Изречения Шамба дошли до наших дней. «Не смей убивать мужчину, женщину или ребенка, — гласит одно из них. — Они дети одного народа и все имеют право на жизнь». Миролюбивый монарх запретил употребление ножей-молний, бросая которые можно убить человека на расстоянии нескольких десятков метров.

Шамба Болонгонго был 93-м по счету королем Бушонго: правил на стыке XVI и XVII веков. Он и положил начало традиции, согласно которой самые знаменитые резчики по дереву трудились над скульптурным изображением короля. Статуя изготовлялась при жизни властелина, и, прежде чем ее выставить, собирался государственный совет, решавший, удалась работа или нет. На этих советах ни сам король, ни его министры не имели права решающего голоса: они лишь высказывали советы и замечания. Выслушав их, мастера удалялись для вынесения окончательного решения.

Статуя Шамба Болонгонго до начала XX столетия стояла в резиденции правителя Микопе Мбула, одного из последних владык Бушонго, которому суждено было наблюдать закат некогда великого царства. Он уже не брезговал обменом: за безделушки, доставленные из Европы, отдавал эти художественные ценности. Правда, скульптуру собственной персоны он сохранил. Микопе прославился тем, что отменил закон, запрещавший королям брать себе в жены девушек простого звания, тем паче рабынь. Пример подал он сам, обвенчавшись с молодой красавицей, принадлежавшей к сословию рабов. Никого он так не любил, как ее. Придворный скульптор увековечил предмет королевского обожания: у подножья статуи Микопе коленопреклоненная женская фигурка…

Покинув друзей, Лумумба долго бродил по ночной Каанге. Африканская улочка шумела на свой лад. Здесь были свои ночные бары и жизнь текла своим чередом. Кое-где горели костры: африканцы не могли отказаться от них даже в столичном городе. Костер — постоянный спутник его земляков, без него нет ни беседы, ни танца, ни купли-продажи. Костер детства и костер воспоминаний, пламя, озаряющее счастливые лица, и блики траура. На углях готовят пищу, горящие хворостинки помогают покупателю различить монету, на которую можно купить бананы или пампушки из муки маниоки. Перед костром читают газеты, рассказывают сказки, произносят политические речи. От костров поднимается чад, пахнет гарью, тянет терпким пальмовым маслом, журчащим на сковородке или булькающим в котелке. Электричества в домах нет — желтые лампочки висят на фонарных столбах. Забота полицейских властей. Для них самое главное — осветить дорогу, ворваться на машине или на мотоцикле и навести порядок. Башмак с утолщенными подошвами и высоким зашнурованным верхом не боится огня. Налетевшие солдаты расшвыривают головешки, топчут их, а публика шарахается по сторонам. Власти не любят, когда африканцы засиживаются у костра. Пусть судачат в темноте.

А без костра нет полного наслаждения! Костер не только место, где приготовляют пищу: огонек создает настроение. Артистическая натура африканца проявляется у костра во всей полноте. Тут он кум королю, сват министру! Лиловые языки пламени, легкое потрескивание хвороста, дымок, поднимающийся в темноте и растворяющийся в ней. Какие-то омоложенные отблеском лица, удивительная расположенность к беседам, желание пробыть тут около теплой золы до самого утра. Возникает чувство отрешенности от того мира, в котором находился весь день и который так давит своими бесконечными материальными заботами. И все это дает костер, простой и волшебный одновременно. Вся жизнь африканца освещена им. Вся жизнь — от костра к костру. Пунктиры бренного пути по земле.

Костер между соседними домиками, привлек Лумумбу песней. Молодой парень стоял и играл на утете — дудочке из тростникового стебля. Чтобы не заглушать нежного и робкого голоска утете, певец пел тихо-тихо. Лумумба узнал в исполнителе Жозефа Кабасели, своего земляка. Прислушался.

Что это за дерево без листьев, Что за стебель без цветков! Не бывает дней без солнца, Как и ночи не бывает без луны. Нет и человека без любви, Если он, конечно, человек. Без тебя и я не существую, Мой листочек, мой цветок! Повернись ко мне луной и солнцем, Чтобы время шло не днями и ночами — Чтоб любовью мерилось оно. Верно: ты со мною согласилась Жизнь пройти дорогою любви.