Паучиха. Личное дело майора Самоваровой
Шрифт:
– И почему вам так показалось? – пожала плечами Самоварова.
– Он не оборачивался, шел быстро, уверенно.
Варвара Сергеевна невольно рассмеялась:
– Значит, менты в вашем представлении – это люди, которые могут без зазрения совести поджечь чужую дверь, а после еще и разыскивать самих себя? Вы же к этому клоните, к поджогу?
Марина Николаевна неопределенно мотнула головой.
– Как вам сказать… Я, по счастью, от представителей закона всегда была далека. Но, знаете, есть такой типаж, еще в сериальных детективах подобных персонажей любят выводить – либо мент, либо бывший мент, либо…
– Мент-бандюган! – подсказала Самоварова.
– Именно! – наконец немного расслабившись, вяло
– Я поняла, о каком типаже речь. Кстати, если не секрет, где вы работаете?
– Аналитиком у бизнесмена Заплечного. Слышали, наверное, про такого?
Варвара Сергеевна напрягла мышцы лба и память.
– Это не у него ли лет десять назад выпрыгнула, пытаясь свести счеты с жизнью, с балкона наркоманка-дочь?
– У него, – будто испытывая личное неудобство оттого, что из всей богатой на события биографии известного в городе бизнесмена ее собеседница вспомнила именно об этом страшном факте, отвела взгляд Марина Николаевна, – Но я у него тогда еще не работала.
– Помнится, девочка чудом выжила, – вспоминала Самоварова.
– Выжила, но осталась инвалидом.
– Насколько я знаю из желтой прессы, Заплечный тогда увлекся молоденькой актрисой, совсем забросил дочь… Про его многочисленные романы одно время много писали. Ему так нравится коллекционировать женские сердца?
– Варвара Сергеевна, нас связывают сугубо рабочие отношения. – В голосе Марины Николаевны появились едва ощутимые льдинки. – Штат у него большой, я даже не имею доступа к царскому телу, надо мной еще два начальника.
– И что же вы для него анализируете? – любопытствовала бывший следователь.
– Рынок акций. Я экономист по образованию. Много лет работала в крупном банке, затем, через знакомых мужа, получила нынешнюю должность. Работа не пыльная, к стулу целый день не привязана, а платят хорошо.
– Не скучно?
– Скучно, – пожала худенькими плечами Марина Николаевна, – мне давно уже скучно. Муж тоже вкалывает, а детей у нас нет. Оттого, что скучно, и лезет в голову всякая дурь.
– Например? – внимательно вгляделась в ее лицо Варвара Сергеевна.
– Я не знала никакой Лидии Петровны, – призналась Марина Николаевна. – Знаю о ее существовании, но никогда ее не видела.
Варвара Сергеевна, сделав вид, что эта информация ей не слишком интересна, сухо спросила:
– Зачем же врали?
– Есть вещи, в которых невозможно признаться даже подруге, что уж говорить про остальных… Я должна была как-то объяснить этой агрессивной тетке свое присутствие в вашем доме.
Самоварова усилием воли намеренно не подталкивала собеседницу к развитию беседы.
Этот прием она любила применять, когда работала в органах – если подследственный начинал говорить правду или нечто, близкое к ней, на него лучше было не давить: был риск, что, придавленный наводящими вопросами, он снова начнет петлять и выкручиваться.
Жадность во взгляде, которым Марина Николаевна смотрела на окна пятого этажа, красноречивей всяких слов говорила о том, что дело было действительно в чем-то очень личном.
– Давным-давно, сразу после окончания школы я записалась в «Академию йоги». В те времена это учение еще не процветало повсеместно, на весь город был с десяток людей, которые практиковали йогу. За красивым названием «Академия» скрывался обычный подвал жилого дома, наспех отремонтированный, пронизанный постоянными сквозняками. Там я и встретила своего наставника, одного из преподавателей. Ему было около сорока, мне восемнадцать. Через пару месяцев между нами возник страстный роман. Мой возлюбленный был приезжим из Еревана. Лидия Петровна – кажется, так ее и звали, – была то ли дальней родственницей его матери, то ли ее старой институтской подругой. Влюбленных по уши юных девушек редко интересуют подробности… У него были
Марина Николаевна говорила негромко, но возбужденно и не переставала перебегать взглядом по окнам пятого этажа.
– Если я вас загрузила, прошу прощения… Вы, наверное, торопитесь? – вдруг спохватилась она.
– Пока еще не сильно тороплюсь, – сдержанно ответила Варвара Сергеевна.
– Так вот…
Расчет Самоваровой оказался верным – начав откровенничать, остановиться Марина Николаевна уже не могла.
– Конечно, вы уже догадались: он меня бросил. Просто взял и исчез в один день. Этот день до сих пор остается одним из самых черных в моей жизни. В «Академии» он больше не появлялся, а на все мои расспросы никто из преподавателей не дал мне вразумительного ответа. Думаю, в Ереване у него осталась семья. Подкопив денег, он просто взял и уехал к себе.
– Банальная история первой девичьей любви, – смягчила голос Варвара Сергеевна.
– С тех пор прошло двадцать лет. Конечно, за это время у меня были мужчины, не так уж много, но и немало. От этой истории я отходила года два, и только спустя время смогла кого-то к себе подпустить. Жизнь продолжалась, долгие годы мне казалось, я сумела его забыть. Но с недавнего времени воспоминания, как спрятанный до времени нож, стали резать меня, не давать покоя.
– Понимаю вас.
– Спасибо… И мужчина у меня есть, и денег хватает, живи – не хочу! А я все будто что-то раскопать пытаюсь. В своих воспоминаниях я постоянно говорю с тем человеком, отвечаю на придуманные мною же его вопросы так, как бы ответила не тогда, будучи глупой и восторженной, а сейчас, с позиции накопленного опыта.
– И чем же он вас так зацепил?
– Он был моим лучшим любовником. Поверьте, мне есть с чем сравнить! Я живу с хорошим, правильным мужчиной. Те, кто был до него, также были вполне достойными. Но никто из них не сумел сделать меня счастливой. Банально, но выходит, все дело в сексе. Хотя я бы назвала это раскрытием чувственности, раскрытием женской власти, моего естества, которое учитель сумел из меня вытащить. Век женщины недолог. Естественная красота и задор быстро уходят, уступая место комплексам. Как бы я ни хорохорилась, понимаю же, что старею… Тело уже не то, и мысли с утра до вечера крутятся вокруг одних житейских проблем. Это мужчины, почти до глубокой старости, способны самку покрывать, а у нас, самок, не физика – эмоции на первом месте… Тот человек подарил мне самую яркую эмоцию в жизни! С ним я была Любовницей с большой буквы, и тело и душа моя отдавались ему каждой клеточкой. Даже, знаете, не ему… – Она старательно цеплялась за ускользающую мысль. – Я словно отдавалась самой природе, Космосу, Создателю, назовите как хотите… Как я ни пыталась себя настроить на эту волну впоследствии, пережить подобного мне не довелось. Я очень путанно говорю? – Марина Николаевна впервые за всю свою исповедь посмотрела прямо на Самоварову. Взгляд ее больших, темных, глубоко посаженных глаз был влажен и горяч. – Если вы испытывали нечто подобное, вы должны меня понять.
И Варвара Сергеевна против воли окунулась в ту часть души, где лежали, за семью замками, ее собственные воспоминания.
Подобное она когда-то переживала со своим тогда еще молодым начальником – Никитиным.
Сюжет был иным: ее женатый любовник никуда не исчез, и их отношения прошли все необходимые фазы, чтобы прийти к равновесию, так или иначе устроившему обоих. Никитин сделал выбор в пользу семьи, и Варваре Сергеевне пришлось переступить через свои чувства ради того, чтобы остаться не только его подчиненной, но и доброй подругой.