Паук в янтаре
Шрифт:
— Дари, — я мягко одернула сестру, мысленно уговаривая ее уйти, не вмешиваться, но она лишь упрямо мотнула головой.
— Выбор костюма для маскарада, конечно, не ограничен никакими правилами, но это… — она недовольно всплеснула руками, — это уже слишком даже для привычной ко всему Веньятты.
Сама Дарианна на сегодняшнем балу изображала циндрийскую принцессу — широкие шаровары из нескольких слоев зеленоватого воздушного шелка, укороченный лиф, плотно обтягивавший грудь и открывавший плоский живот с фальшивым колечком у пупка, мягкие туфельки без каблука. В ушах Дарианны покачивались массивные серьги, пальцы, запястья и лодыжки были унизаны золотыми браслетами, среди которых я
Девушки на ег рдине — от дочерей самого великого эрмира до беднейших погонщиц скота — одевались куда проще. На шумных базарах, в тени крытых галерей или в устланных дорогими коврами гостиных невозможно было отыскать ни полупрозрачных шелков, ни выставленных напоказ драгоценностей. И уж тем более ни одна циндрийка не стала бы носить на теле украшений с изображением змеи, извечного врага всех людей из древних легенд восточных народов.
Если бы Дарианна знала, насколько в действительности скромны дочери циндрийских эрмиров, она ни за что не выбрала бы такой наряд. Сестра с детства стремилась превосходить всех в красоте карнавального костюма, и сейчас ее экзотический наряд выделялся на фоне других одежд не меньше, чем мое алое платье.
Мы обе производили должный эффект: всемогущая принцесса рядом с бесправной рабыней. Вычурная роскошь шелков — и безыскусное рубище. Броские украшения — и позорный ошейник.
Вот только отчего-то казалось, что золотые браслеты сковывали сестру крепче иных кандалов, а полупрозрачная вуаль не скрывала ни грусти, затаившейся в глубине глаз, ни горького изгиба губ…
Поймав мой взволнованный взгляд, Дари поспешно отвернулась, сделав вид, что осматривает зал. В какой-то момент мне показалось, что она разглядела кого-то среди разодетой на все лады танцующей толпы — в противоположном конце зала мелькнули цветастые шаровары и сафьяновый жилет, и мне не составило труда догадаться, кто именно скрывался за парным наряду сестры костюмом восточного мужчины-наложника из столь любимых иллирийками дамских романов. Словно бы на мгновение потеряв самообладание, Дарианна ощутимо вздрогнула, крепче стиснув браслеты на тонком запястье. Но сестра, дочь нашего отца, быстро взяла себя в руки.
— Вашего хозяина здесь нет, — холодно сказала она Бьерри, — иначе я поговорила бы с ним напрямую. Снимите ошейник. Это приказ. Я леди Меньяри, я имею на это право.
— Отдел магического контроля Веньятты подчиняется только Короне и главному дознавателю этих земель, — старый законник непоколебимо стоял на своем. — Простите, леди Меньяри, но вы не в родной Ромилии.
Сестра упрямо поджала губы. Я ожидала, что бессмысленный спор продолжится, но в Дари вдруг что-то переменилось. Она отвернулась, обхватив руками худенькие плечи. В голубых глазах заблестели слезы.
— Как вы не понимаете? — дрогнувшим голосом прошептала она. — Я ее сестра. Сестра, слышите? У меня в целом мире нет никого ближе ее. Но даже сейчас…
Сердце кольнуло. Видеть Дари, обычно такую жизнерадостную и открытую, раздавленной, почти плачущей, было невыносимо. Мне захотелось броситься к ней, обнять и утешить, совсем как в детстве, когда сестра была моим единственным другом, единственным близким человеком. Да, я не знала точно, что же случилось, но поведение Аурелио на прошлом балу и брошенные вскользь слова мачехи об изменах и невозможности зачать наследника и без того заставляли меня беспрестанно волноваться за благополучие Дарианны.
Бьерри
— Дари, — я мягко окликнула сестру. — Дари…
Услышав свое имя, она вздрогнула и вдруг, словно в одночасье решившись, подалась ко мне. Бьерри подпустил ее лишь на один шаг ближе, а после преградил ей путь, всем своим видом давая понять, что в отношении заключенных менталистов следует неукоснительно соблюдать предписанную законом дистанцию.
— Запрещено, миледи. Прошу прощения, — в его голосе послышалось искреннее сожаление.
Дари отстранилась и нервно сцепила пальцы в замок.
— Папе нездоровится уже неделю, а Берто и вовсе почти прикован к постели, — тихо проговорила она. Я почувствовала легкий, едва ощутимый на грани восприятия, магический барьер, который оградил наш разговор от посторонних ушей. — Тиа все время с ними, а я вынуждена заниматься всем этим, — поморщившись, Дари обвела рукой зал. — Я уже и не знаю, что делать. Да еще и… Ох, как бы я хотела, чтобы ты была сейчас рядом…
Она потянулась к моему лицу, но я покачала головой.
— Не надо, Дари.
Сестра вздохнула, соглашаясь, и убрала руку.
— Мне очень тебя не хватает, Яни.
В дальнем конце зала раздался приглушенный магическим барьером грохот: кажется, слуга уронил поднос, споткнувшись о длинный меховой шлейф гостьи, одетой лисицей, и теперь кланялся и бормотал сбивчивые извинения, пока леди и ее спутники на все лады ругали нерасторопного мужчину. Дари обернулась на звуки раздраженных голосов и недовольно нахмурилась. В отсутствии мачехи долг хозяйки обязывал ее разобраться с ситуацией, но я всем своим существом чувствовала, как не хотелось ей покидать меня.
Я чуть улыбнулась Дарианне, в немом отчаянии переводившей взгляд с меня на пострадавшую леди и обратно.
— Иди, — сказала я. — Пока они совсем не заклевали этого беднягу.
— Но, Яни, — вяло запротестовала та, — я бы хотела дождаться Доминико и высказать ему все, что думаю о его поведении, неприемлемом для цивилизованных земель.
— Иди. Я понимаю, что ты должна.
— Спасибо, Яни.
Растянув губы в заученной обаятельной улыбке, Дари упорхнула, моментально растворившись в толпе гостей. Бьерри заметно расслабился. Мне показалось, он хотел что-то сказать, но из-за категорического запрета главного дознавателя на любое общение со мной на балу, пока мы будем разыгрывать ниареттского аристократа и провинившуюся заключенную под конвоем, он молчал, стискивая зубы.
Паук все не возвращался. После ухода Дари я вдруг осознала, что его нет уже очень долго — достаточно долго для того, чтобы начать подозревать, что наш план пошел иначе, чем было задумано. Что, если Витторио все-таки сумел не попасться в ловушку? Что, если он напал на главного дознавателя, раскусив его притворство? Воображение, яркое и живое, рисовало картины ран от тонкого стилета и полуразложившееся тело Стефано Пацци…
От этих мыслей становилось только хуже.
Я ощутила нарастающее внутри гнетущее беспокойство раньше, чем почувствовала приближение Паука. Он подошел почти бесшумно, вынырнув из примыкавшей к парадному залу боковой галереи. Одного мельком брошенного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: что-то было не так. Паук был бледен почти до серости, под глазами залегли темные круги, на лбу выступили капли пота. Казалось, будто в один момент он поддался смертельной болезни, и сейчас недуг пожирал его изнутри, отнимая последние силы.