Пауки и иерархи
Шрифт:
— Я хочу зайти в залы Бьяра, — сказал я. Теаган уставился на меня недоверчиво, потом вздохнул и покачал головой. Но больше отговаривать не стал, лишь произнес усталым тоном:
— Как тебе будет угодно.
Краем глаза я поймал выражение лица Вопрошающего, который записывал допрос Сантори и вышел из камеры вместе с нами. Он смотрел на меня так, как смотрят на безумцев, но, заметив мой ответный взгляд, тут же низко опустил голову.
— Сколько это займет времени? — спросил я.
— Первый визит? — Теаган слегка пожал
— Ладно. А как туда войти?
Выяснилось, что никто из отряда этого не знал. Пришлось найти местного стражника, растолковать, что от него требуется, ответить на несколько раз повторенный вопрос «Действительно ли молодой господин уверен…» и сделать вид, что не замечаю недоверчиво-изумленных взглядов, которые бросали на меня парни из отряда. Только Теаган опять надел нейтрально-доброжелательную маску и никаких чувств больше не выказывал.
Чтобы дойти до залов Бьяра, нам потребовалось всего лишь спуститься на один этаж.
В залы вели многочисленные высокие двери, обитые черными пластинами. Когда стражник открыл ближайшую, внутри не оказалось ничего, кроме клубящегося белого тумана.
— Так выглядит их магия? — спросил я с некоторым сомнением.
— Да, — коротко ответил Теаган и добавил: — Уверен? Или все же обойдешься без практической демонстрации?
Я покачал головой.
— То есть я просто войду в этот туман, и…
— И не сможешь оттуда выйти, пока магия зала не решит тебя выпустить.
Кивнув, я шагнул вперед.
В первое мгновение туман показался холодным и влажным, во второе мгновение — обжег, а в третье — исчез.
Вокруг царила глубокая ночь.
Я стоял на утоптанной земле, всматриваясь в темные окна дома и вслушиваясь в тихие звуки, доносящиеся изнутри. Где-то там находилась моя вторая цель. Но вторая цель была молода и нетерпелива, она не будет прятаться долго. А первая цель уже умерла — я в этом не сомневался. Мой яд убивал практически мгновенно.
Я поднял повыше небольшой арбалет с наложенным на него болтом, и тут что-то вылетело из темноты и ударило меня в левое плечо, раздробив кость.
Я не удержался от крика…
Но прежде, чем мне удалось отвлечься от агонизирующей боли, передо мной, будто из ниоткуда, возник высокий человеческий силуэт, и новая боль резанула меня уже по горлу.
Я попытался что-то сказать, крикнуть, но получился лишь булькающий хрип. Попытался зажать рану, но кровь так и хлестала из нее, и жить мне осталось… почти ничего не осталось.
Нет! Нет, пожалуйста, нет! Я не хочу!
Больно, как же было
Как же стало страшно.
Очень страшно.
Я не хотел умирать.
Пожалуйста.
Но все чернело, почему все чернело…
Я пошатнулся и едва удержался на ногах. Потряс головой, пытаясь выкинуть из нее только что пережитый предсмертный ужас. Боль была неприятной, но терпимой, однако этот липкий пронизывающий ужас — за полгода своей новой жизни я не испытывал ничего даже отдаленно похожего.
И что это вообще было?
Вернее — кому принадлежало это воспоминание?
Теаган говорил, что магия залов Бьяра заставляет преступника испытывать то же, что и его жертвы. И эта последовательность событий — убийство кого-то ядом, потом собственное раздробленное плечо, и, как финал, перерезанное горло — показалась мне знакомой.
Чужие эмоции больше не застилали разум, улеглись.
И я вспомнил — именно так умер неведомый наемник, по приказу Виньяна Кадаши, жениха моей сестры, убивший мастера Стерию и пытавшийся убить меня.
Любопытно. Получалось, что залы Бьяра воспринимали любое убийство как преступление, даже когда убитый своей судьбы безусловно заслуживал?
Или дело было в чем-то другом?
Ну это ладно, но почему туман все еще меня окружал, не выказывая никаких намерений разойтись, и был таким густым, что даже свои руки я мог разглядеть, только поднеся их к лицу. Но при этом я не видел никаких новых предсмертных — или любых иных — воспоминаний. Вместо того у меня возникло ощущение, будто магия, материализованная в этом тумане, чего-то ждала.
Или впрямь ждала?
Я уже привычно сдвинул свое восприятие так, чтобы видеть слои этера.
Сплошная стена тумана распалась на множество лент, хлопьев и закручивающихся воронок — все разных оттенков серого. Но это изменение было не единственным — я начал слышать шелест, исходящий от тумана, будто бы он был создан не из водяного пара, а из чего-то, больше похожего на сухие листья и сброшенную змеиную кожу. И в этом шелесте прятались шепоты, и громкие голоса, и даже крики — вот только я не мог разобрать, что они говорили.
Пожалуй, это напоминало постоянный ропот золотых искр благословения богини, — эмоции, скрытые в шелесте магического тумана, я ощущал с такой же четкостью, как и у искр. И сильнее всего эти эмоции передавали недовольство и даже гнев, только направленные не на меня, а на… на…
Я нахмурился, не в силах определить причину гнева. Осознал только, что она, эта причина, существовала где-то в стенах замка, и что туман держал меня здесь, чтобы передать необходимость эту причину найти.
— Понял, — сказал я вслух. — Разберусь.