Пауки и иерархи
Шрифт:
— Я хочу зайти в них, в эти залы.
— Что? Но зачем?!
— Мне кажется, так правильно. Учитывая, какую власть я получу в будущем, я должен понимать, на что буду обрекать других людей.
Помимо названной мною причины были еще две, про которые я промолчал. Во-первых, магия залов могла вытащить что-то из моей забытой жизни — за девятнадцать лет я не мог не нагрешить. А во-вторых, мне было просто интересно, как это работало.
На мои слова Теаган ответил не сразу.
— Ты осознаешь, что это — пытка? — проговорил он наконец. — Причем прервать
— Ну… Теперь осознаю. Но все равно…
Дверь в приемную открылась и внутрь влетел запыхавшийся мужчина лет пятидесяти. При виде нас споткнулся, скользнул по мне непонимающим взглядом, потом посмотрел на Теагана — и еще раз, более внимательно — похоже, отсутствие жреческой мантии помешало ему узнать иерарха сразу. Но все же узнал. Вздрогнул и поклонился столь низко, будто пытался носом достать до пола.
— Светлейший! Приношу нижайшие извинения за то, что заставил вас ждать!
— Да-да, — Теаган махнул рукой. — Считайте, что за отсутствие на рабочем месте я вас великодушно простил. Проводите нас к камере Сантори.
— Конечно-конечно! — мне показалось, что распоряжение принесло коменданту немалое облегчение. Будто бы он ждал и боялся чего-то другого. — Пожалуйста, следуйте за мной.
Идти пришлось сперва по узкой лестнице, потом по такому же узкому длинному коридору вдоль плотно запертых мрачных дверей — чуть впереди комендант, потом я с Теаганом, и потом весь немалый отряд сопровождения.
— Сантори как раз должны привести в камеру после первого визита в залы, — заговорил комендант. — Вы ведь знаете, первый визит — он самый впечатляющий, — на этих словах комендант натужно рассмеялся, но, когда никто к нему не присоединился, быстро умолк.
— Почему самый впечатляющий? — поинтересовался я.
— Ну как же — первое столкновение с ментальной магией такой силы… А, простите… Простите, как к вам следует обращаться?
Я задумался. Мое положение бастарда, признанного кланом, но не введенного в род полноценно, не позволяло официально претендовать на обращение «дан».
— Господин аль-Ифрит, — решил я.
Лицо коменданта отразило недоумение — он явно не мог понять, что парень в форме студента Академии, да еще лишенный титула, делает в компании второго человека Церкви.
— Рейн аль-Ифрит находится здесь, исполняя приказ верховного магистра, — сухо сказал Теаган. — Отвечайте на все его вопросы и выполняйте его распоряжения как мои.
— Да-да, конечно, — комендант вновь поклонился.
Ну что ж, пока мы шли к нужному месту, можно было и поспрашивать.
— Сколько осужденных сейчас находится в замке? — задал я первый вопрос.
— Э-э… Четыреста двадцать… или четыреста тридцать… Прошу прощения, никогда не дружил с цифрами.
Странно для начальника тюрьмы не знать такое, но, наверное, бывает.
— А сколько стражи?
— Семьдесят два человека.
— Сколько из них магов?
— Пятнадцать.
— И этого количества достаточно? Многие
— Шутить изволите? — комендант опять попытался рассмеяться. — У всех заключенных магов ведь «привязка» — разве они что-то могут сделать?
— Представьте, будто я только что упал с Верхнего Мира, — сказал я, вспомнив давнюю фразу Кастиана, — и поэтому абсолютно ничего не знаю о том, что такое «привязка». А теперь расскажите мне о ней.
— С Верхнего Мира? Как… остроумно… — комендант вопросительно посмотрел на Теагана, явно пытаясь понять его реакцию на мое сравнение, и я запоздало подумал, что оно, возможно, отдавало ересью. Впрочем, на лице Теагана была его привычная доброжелательно-нейтральная маска, не выдававшая ничего.
Про «привязку» комендант рассказал хорошо — подробно и с примерами из жизни. Суть ее, если вкратце, была в следующем — вся сила, призванная заключенным магом, моментально уходила в камень стен замка, а потом концентрировалась в тех самых залах Бьяра. А без силы маг не мог ни наполнить заклинания, ни активировать руны. Сама система напомнила мне то, как действовала на магов ловушка Первого Храма — только там она была универсальной и направленной на любого, кто в нее попадал, а здесь силы лишались только заключенные.
— А бывали ли случаи побега?
— Так «привязка» же. Они даже за ворота шагнуть не смогут.
Как «привязка» создавалась и как снималась комендант не знал. Известно это было только братьям Вопрошающим, которые ее и наносили на осужденных.
На этом расспросы пришлось прекратить — мы подошли к тяжелой, обшитой металлом двери, за которой находился Сантори.
— Камера одиночная, как и положено, — сказал комендант, открывая дверь и отходя в сторону.
— При разговоре с заключенным ваше присутствие не потребуется, — сообщил ему Теаган, и комендант, с видимым облегчением оставив ключ от камеры старшему в отряде Достойному Брату, удалился.
Камера Сантори выглядела внутри примерно так, как я и ожидал: голые каменные стены и пол, а всей мебели — старый топчан с куцым матрасом, крохотная тумба, должно быть, служившая обеденным столом, умывальник и ведро с крышкой в углу. Ни окна, ни даже крохотной форточки тут не было. Внешний вид самого Сантори виду камеры тоже соответствовал — жреческую мантию сменила дешевая серая роба, почти сливающаяся по цвету со стенами, да и сам он выглядел каким-то серым, будто залы Бьяра уже успели выпить из него все краски.
Он лежал на топчане, и когда мы перешагнули порог, поднял голову, потом медленно сел.
— Что, пришли злорадствовать? — спросил хрипло.
— Нет, — сухо ответил Теаган. — Пришли задать тебе новые вопросы. У тебя есть выбор — ответить на них добровольно и правдиво здесь и сейчас нам, или немного позднее в пыточном подземелье братьям Вопрошающим.
— Какой я важный — сам да-вир явился меня допрашивать! — Сантори так же хрипло рассмеялся. — Вот только я ничего вам не скажу, ясно? Ни-че-го. Пусть забирают в подземелья! Как будто что-то может быть хуже, чем… чем залы!