Паутина и скала
Шрифт:
– Утратил свой возглас! Господи, ты просто чудо! Неужели можно воспринимать всерьез то, что ты говоришь!
Джордж угрюмо поглядел на нее, а потом вдруг неистово рас shy;хохотался, ударил себя ладонью по лбу и воскликнул:
– Хо!
Потом с мрачным, угрюмым взглядом повернулся к ней и невнятно, непоследовательно пробормотал, словно кто-то был повинен в оскорблении, которое он оставлял без внимания с ка shy;кой-то противной себе снисходительностью:
– Знаю, знаю! Не говори больше об этом. – Потом отвернул shy;ся и угрюмо уставился в окно.
В течение всего того жестокого мая, отмеченного треволне shy;ниями, приступами его тупого
День за днем шла упорная, свирепая битва – мужчина рычал, метался по комнате, будто разъяренное животное, обрушивал на женщину грязные ругательства, обвинения, упреки, женщина плакала, всхлипывала, пронзительно выкрикивала возражения и в конце концов с трагичным видом, с опухшим от слез лицом уходила, говоря, что настал конец, что она прощается с ним на shy;всегда и больше не желает его видеть.
Однако меньше чем через два часа она звонила ему по телефо shy;ну, присылала телеграмму или короткое, наспех написанное пись shy;мо, Джордж немедленно вскрывал его и упрямо читал с посерев shy;шим, искаженным лицом и дрожащими пальцами, черты лица его издевательски кривились, когда он злобно насмехался над собст shy;венным безрассудством, и сердце его мучительно кололи наспех написанные простые слова, проникнутые истиной, честностью, страстью, легко проходившие сквозь его душевную броню.
А на другой день она появлялась у него снова, ее маленькое ли shy;цо бывало серьезным, решительным, с застывшим торжественным выражением окончательного отречения. Иногда говорила, что при shy;шла проститься окончательно по-хорошему, иногда, что забрать нужные для работы материалы и вещи. Но появлялась всякий раз, с неизбежностью судьбы, и тогда Джордж начинал понимать то, что оказывался не способен понять раньше, то, что счел бы в ранней юности невозможным – что в этой хрупкой женщине с похожим на цветок лицом таится могучая, неукротимая воля, что это утончен shy;ное, привлекательное маленькое существо, способное горько пла shy;кать, печально отрекаться, изо дня в день трагически уходить, явля shy;ется, вне всякого сомнения, самым решительным, непоколебимым, грозным противником, какого он только знал.
– Ладно! – обреченно произнесла Эстер с торжественным и трагичным согласием в конце одного из этих поединков двух воль. – Ладно! Оставь меня, раз хочешь. Ты меня отверг. Отвер shy;нулся от меня. Отказался от лучшего друга в жизни. – А затем, слегка пожав плечами в горестном смирении, монотонно про shy;декламировала:
– Ты покончил со мной! Я мертва! Ты убил меня!
– Хо-хо! Браво! Замечательно! Продолжай! – Джордж безум shy;но расхохотался и зааплодировал. – Бис!
– Она мертва! С нею покончено! – так же монотонно про shy;должала Эстер, обреченно и задумчиво. – Твоя любимая мертва! Она любила тебя, а ты убил ее! Твоя еврейка мертва! Все! Все! – Она горестно улыбнулась, опустив уголки губ, и вновь с трагиче shy;ским смирением пожала плечами. – Все кончено. В прошлом. Погребено… Ты еще пожалеешь! – воскликнула она, внезапно изменив поведение и тон.
Джордж расхаживал по комнате, колотя себя кулаком в лоб и покатываясь от дикого, яростного смеха.
– Ей-богу, Камилла! – выкрикнул он. – Так-так! Плачь! Ре shy;ви! Ори, чтобы все слышали! Отлично! Замечательно! Мне очень нравится! Это музыка для моих ушей!
– Ты не будешь знать покоя! – воскликнула она угрожающе. – Я стану являться тебе. Думаешь, что сможешь забыть меня, но не надейся. Я выйду из могилы преследовать тебя.
Эстер умолкла, ее маленькое лицо внезапно исказилось от нахлынувших ревности и ярости, из глаз хлынули слезы, она стиснула кулаки, подняла их на миг к бокам, дрожа от невырази shy;мого гнева.
– Не приводи их больше сюда! – негромко произнесла она сдавленным, дрожащим голосом.
– Ах вот, значит, в чем дело? – неторопливо произнес Джордж с неприятной, издевательской усмешкой. – Вот где, стало быть, собака зарыта? Вот что, оказывается, беспокоит ее? – и внезапно сделал грубый, презрительный жест. – Пошла ко всем чертям! – Повысил он голос. – Я буду делать все, что захо shy;чу, черт побери, – и ты не сможешь мне помешать!
– Не приводи больше сюда этих девок! – воскликнула она пронзительным, дрожащим голосом. – Это наша квартира. В равной мере твоя и моя. Не приводи их в мое жилье. – Отверну shy;лась, чтобы скрыть слезы, закусила дрожащую губу и через не shy; сколько секунд заговорила с гневным упреком: – Что бы ты ска shy;зал, если б я вела себя так же с мужчинами? Ничего подобного не было, ну если бы было, как бы ты себя чувствовал? Господи, да ты не вынес бы этого! Сошел бы с ума!
Тут Джордж принялся браниться, нападать на нее, выдумывать новые обвинения, злобные, беспочвенные, бессмысленные, она плакала, отрицала их, напускалась на него, как прежде. В конце концов Джордж одержал над ней верх, у нее не осталось сил проти shy;виться, и она со злобной улыбкой уступающе пожала плечами:
– Ладно! Путайся со своими шлюхами! Делай, что хочешь! Я ухожу!
И ушла, сказав, как десяток раз до этого, что ее лица он боль shy;ше не увидит.
Джордж с какой-то зверской, всепоглощающей ожесточенно shy;стью преисполнился решимости окончательно порвать с Эстер, таким образом он надеялся избавиться от чувства крушения, от shy;чаяния, невыразимой утраты, которое охватило его, овладело им и внушило ему жуткий страх. А Эстер была преисполнена реши shy;мости не отпускать его от себя.
Но в начале июня наступил черный день, когда Джордж осу shy;ществил наконец свое намерение. Он сказал Эстер, что рвет с ней навсегда, что намерен забыть ее напрочь, вырвать память о ней из крови, мозга, сердца и уехать из этого проклятого города куда-нибудь, где сможет начать новую жизнь, подчинить ее еди shy;ной цели. Отправится в Европу – вот что он сделает! – оставит между ними широкий океан, пусть его бушующие воды смоют последние воспоминания об их совместной жизни, и тогда все будет так, словно они никогда не были знакомы, не любили друг друга, не жили вместе, не бранились, не ссорились!
В безумно-яростной решимости он собрал книги, одежду и все прочие вещи, вынесся бурей из дома и, ступив на тротуар, по shy;нял, что больше никогда не ступит на этот порог.
43. ПРОЩАЛЬНОЕ ПИСЬМО ЭСТЕР
Учебный год в Школе прикладного искусства кончился, так что в Нью-Йорке Джорджа уже ничто не удерживало. Он отчаян shy;но хотел уехать и, не желая возвращаться из-за границы в конце лета, взял отпуск на весь осенний семестр. Потом с такой легко shy;стью на душе, какой не знал уже давно, взял билет до Саутгемп-тона.