Паутина удачи
Шрифт:
– Одного я пока не понимаю в нашем плане, – обернулся к ректору Юнцу начальник тайной полиции. – Как мы будем выручать Карла фон Гесса?
– Ровно никак, – безмятежно улыбнулся тот. – Вспомнив себя, он сам о себе и позаботится. Его памятью сейчас уже занимаются, и вполне успешно.
Платон Потапович вернулся, прошел через кабинет, имея вид крайне довольный и бодрый, и оглядел собравшихся:
– Теперь я знаю поболее вашего, вот радость-то! И ничего не скажу, это наш с Фредди секрет. Евсей, ты тоже к ней автомобили гоняешь в ремонт?
– Да.
– Ох, враг ты мне, – подозрительно сощурился Потапыч. – Столько лет вдовство мое горькое знал, а должного адреса не присоветовал. Такая женщина! Паровой
– Мое упущение, – пробормотал Марк Юнц. – Ей нужна была любая помощь тогда, после казни Карла, когда она оказалась без средств и с больным ребенком на руках… Простите, вынужден откланяться. Мне следует оставить след своей магии на путях и по мере сил затереть иные отпечатки.
Он вышел, и тотчас в кабинет проник Яша, принес очередной поднос. Правда, с обычными имбирной и перцовой. Тогда еще никто не ожидал, насколько громко развернется дело. Но уже к рассвету стало жарко. В кабинете, угрожая свести в могилу и проклясть всех и каждого, визжал сам первый маг страны – начальник магической полиции. К полудню он попробовал прорваться к Вдове и поспешил высказать претензии там. Столкнулся с Евсеем Оттовичем – и окончательно потемнел от злости. Операция, сулившая поимку немалого числа шпионов, правительнице пришлась по вкусу, а наличие шанса обнаружить и опознать иноземных магов ее и вовсе вдохновило.
Платон Потапович этого не знал. Он рычал и отбивался, как самый настоящий медведь, от целой своры насевших шавок. На путях обезлюдевшего вокзала стояли тысячи вагонов с товаром, в том числе скоропортящимся. В городе скопились пассажиры поездов, привыкшие к идеально точному расписанию и негодующие по поводу ужасного по протяженности сбоя. Хозяева и работники кафе и лавок, действующих внутри крытого вокзала, добавляли бестолковому собранию массовости и шума. Только столичные газеты в большинстве своем сохраняли безразличие к горячей теме. По слухам, обладатели бойких вечных перьев прибыли и пообщались с человеком из приемной Потапыча. По распоряжению Якова Ильича их напоили чаем и иными горячительными напитками. Ненавязчиво уточнили, удобно ли ездить на поездах. Был ведь случай, осерчал Большой Мих на одного писаку да и отлучил от железнодорожного сообщения. За клевету. Пишущий люд оказался понятливым, молодые и наглые бессовестно распихали по карманам бутерброды и бутылки, более солидные напомнили свои имена и указали, что скоро детей надо отсылать на отдых. Те и другие сошлись в одном: если государственное дело требует задержки сообщения на сутки, в этом нет беды. Ведь потом расписание будет восстановлено весьма быстро и грамотно.
Собственно, оно уже составлялось. Платон Потапович твердо знал: к закату вокзал начнет работать. Люди в форме тайной полиции покинут свои посты, им на смену придут обычные полицейские, призванные помочь избежать давки и волнений в первые часы.
А пока приходится смотреть за окно на непривычно пустые перроны. Потапыч подвинул рюмку и жестом предложил Яше повторно ее наполнить «Кровью».
– Яша, ты правда добыл эдакую прелесть у Фредди?
– Как вам сказать… – замялся помощник. – Прислали из ее особняка по моей просьбе, так точнее. Еще передали вам на словах, что к ночи ждут с инспекцией, будет у них семейный ужин. Господин Юнц ожидается.
– Евсей, у меня нет выбора, – усмехнулся Потапыч. – Яша, расписание на тебе. Не совладаешь – шею намну и сошлю на болота.
– Яшенька, оттуда сразу ко мне, – ласково посоветовал начальник тайной полиции. – Как я понимаю, мы наблюдаем начало нового времени, когда активная загробная жизнь уже не выглядит странностью. Особенно в семье фон Гессов, где весело безумствует Фредди-старший.
Потапыч раскатисто расхохотался, сунул руки
Прямым подтверждением его правоты в отношении неспособности магии заменить обычный ум были события, развернувшиеся в последние сутки на огороженной решеткой территории магического депо.
Проклятие, выглядевшее для обычного взгляда как шрам, расставалось со своей жертвой неохотно. Король ощущал невыносимую, сжигающую сознание боль. Каждую частицу его тела рвали надвое. Он сросся с корнями чудовищного черного сорняка и теперь, обретая свободу, чувствовал себя смертельно усталым, разбитым тяжким недугом и даже, пожалуй, старым. Еще он осознавал, что затраты сил для Береники непомерны, ей приходится ничуть не проще. Когда шрам полностью отделился от тела и был отторгнут сознанием, когда он свернулся в черную, еще живую улитку и стал падать вниз, на насыпь, Король испытал отчаяние, а не облегчение: его Рена тоже падала. Это было там, по другую сторону ограды, куда трудно успеть пробраться и оказать хоть малейшую помощь.
– О мудрейший из дураков нашей семьи, – ехидно отозвался на стон отчаяния смутно знакомый голос из-за дощатой стены, – ты сам выберешься или нужна помощь?
Память, свернувшаяся в уголке сознания, неприметном для самого Короля, сладко и крепко проспавшая там двенадцать лет, расправилась, как взведенная тугая пружина. Мгновенно, с новой болью… и ликованием.
– Выберусь, – тихо шепнул бывший Король. – Ты о ней позаботишься?
– Само собой. Уже год этим занимаюсь, – отозвался тот же голос. – Карл, изволь исчезнуть без глупостей с побегами и погонями. Хватит нам обоим прошлого раза.
– Но выброс магии удачи на путях?..
– У нас операция тайной полиции по выявлению иностранных шпионов, – назидательно пояснил незримый собеседник.
– Понял. Удачи, Рони.
– Желаешь или даруешь? – хмыкнули за стеной.
– Желаю. – Карл уткнулся лбом в шершавую, плохо проструганную доску. – Даровать я когда-то умел, но такое вмиг не восстановишь. Иди, пора тебе. Ленка моя где, не знаешь?
– Дома, вместе с Фредди.
Карл ощутил теплую, спокойную радость. Лучше и не бывает. Его рыжая жена, самое ценное сокровище двух жизней, Карла и Короля, жива, в безопасности, дома. В небольшом особняке самого тихого и зеленого пригорода столицы. Карл прикрыл глаза, твердо зная: время есть и пока надо дать себе отдых. Проснувшаяся память нуждается в некоторых поблажках, иначе отомстит. Как минимум обеспечит головную боль, не снимаемую никакими заклинаниями. Или, хуже того, сформирует своеобразное раздвоение личности. И будет он разговаривать сам с собой – Карл с Королем…
Под плотно сжатыми веками, в полумраке, облаками плыли картины, высвеченные прожектором памяти. Старый парк, знакомый с детства. Ухоженный, с узкими извилистыми дорожками, некоторые он сам прокладывал, еще мальчишкой. Пытался помогать себе магией, на что мама ворчала и обзывала ленивым негодником.
Главный зал особняка, бледно-розовый с серо-серебряными фресками. Мама ценила ранний франконский стиль, лишенный кричащей роскоши, но весьма элегантный. Потом случилась та ужасная история с Мишель, мама уехала, и он остался в доме старшим. Он вел дела и учился, рассчитывал со временем защититься и получить звание магистра магии. А вместе с этим – должность декана нового отделения колледжа, инженерно-технического. Юнц ведь уже понимал, что станет ректором, готовил себе людей… Но судьба распорядилась иначе.